Солдатский уклад жизни и быт, распорядок дня, воинский устав, беспрекословное подчинение приказам старших по званию и любым людям, к которым я не испытываю уважения, в силу своего характера, считаю унизительным и противоречащим моим представлениям о свободе личности. Воинская служба основана на рутине, насилии и отрицании человеческой личности, поэтому я исключаю для себя возможность служить своей стране таким образом. Принимая во внимание многочисленные случаи дедовщины, вымогательства, воровства, нанесения вреда физическому и психологическому здоровью, унижения и другие нарушения фундаментальных прав человека в рядах Вооруженных Сил РФ, касающихся, как правило, солдат срочной службы, я не могу быть уверен в том, что при прохождении военной службы смогу самостоятельно защитить свою жизнь, здоровье, честь и достоинство…. Единственной возможностью отдать долг государству, быть полезным обществу и народу, я считаю что буду сосать хуи. Километры хуев. Это непременно необходимо для блага людей моей страны. Окончательное решение сформировалось у меня только сегодня.

Презрение к труду

И Платон, и Ксенофонт приписывают Сократу — и сами очевидным образом разделяют — осознание того, как плохо работа сказывается на гражданских и человеческих качествах работающего. Геродот обозначил презрение к труду как одно из качеств классической Греции в период её расцвета. В качестве одного только римского примера процитируем Цицерона: «Тот, кто предлагает труд за деньги, продаёт себя и ставит себя в положение раба». Такая откровенность сейчас встречается редко, но в современных примитивных обществах, на которые мы привыкли смотреть сверху вниз, находится достаточно людей, могущих кое в чём просветить западных антропологов. Капауку в западном Ириане, по сообщению Поспосила, считают необходимым поддерживать равновесие в жизни, а потому работают только через день, день отдыха посвящая «восстановлению здоровья и силы».

Даже эксплуатируемые крестьяне времен ancient regime выкраивали значительное время для себя из того, что шло на помещичью работу. Согласно Лафаргу, четверть календаря французских крестьян занимали воскресенья и праздники. По статистике Чаянова, в деревнях царской России — не то чтобы очень прогрессивном обществе — крестьяне также отдыхали от четверти до одной пятой дней. При всём нашем управлении, нацеленном на производительность, мы очевидным образом далеко позади этих отсталых обществ. Эксплуатируемые мужики спросили ли бы, зачем мы вообще работаем? И мы должны задать себе тот же вопрос.

По заключению антрополога Маршалла Салинса, «современные охотники и собиратели работают меньше нас, поиск пищи вовсе не есть непрерывный труд, но занятие от раза к разу, досуг наличествует в изобилии, а количество часов сна в дневное время на человека в год превосходит все, что можно найти в любом другом общественном слое».

Работали они в среднем четыре часа в день — если это вообще можно назвать работой. Труд их, в наших терминах, был трудом квалифицированным, задействующим их физические и интеллектуальные способности; по словам Салинса, неквалифицированный труд в любом заметном объёме возможен только в индустриальном обществе. Тем самым этот труд подходил под определение игры, данное Фридрихом Шиллером, как единственного вида деятельности, в которой человек реализует себя полностью, включая обе стороны своей двойственной природы — и мысль, и чувство. В его формулировке, «животное работает тогда, когда основным стимулом для него является недостаток силы, и оно играет тогда, когда главный стимул — это избыток силы, когда жизнь, бьющая через край, сама побуждает действовать».

Во всём, что касается производства, игра и свобода занимают одно и то же место. Даже Маркс, попавший (несмотря на все благие намерения) в пантеон продуктивизма, замечал, что «царство свободы начинается только тогда, когда пройдена точка, после которой больше не требуется труд, вынуждаемый необходимостью или внешней полезностью». Он так никогда и не смог заставить себя признать эту счастливую грань тем, чем она на самом деле является, а именно: точкой упразднения труда — в конце концов, довольно странно выражать интересы рабочих и требовать упразднения работы. Но мы-то можем себе это позволить!

Упразднение работы

Большинство работающих сыты работой по горло. Проценты прогулов, увольнений, мелкого воровства и саботажа, спонтанных забастовок и прочего надувательства на работе высоки и постоянно растут. Похоже, что есть и движение к осознанному отказу от работы, а не только инстинктивному её неприятию. И тем не менее общее мнение — тотальное среди работодателей и их агентов и очень распространённое среди работников — что работа сама по себе неизбежна и необходима.

Я не согласен с этим. В настоящее время нам вполне по силам упразднить работу и заменить её во всех её полезных аспектах разнообразной свободной деятельностью нового типа. К упразднению работы надо идти с двух сторон — с качественной и с количественной. С одной стороны, количественной, следует решительно сократить объём выполняемой работы. В настоящий момент большая часть работы совершенно бесполезна, если не хуже, и от неё надо просто избавиться. С другой стороны — и в этом, я думаю, суть проблемы и революционно новый подход — надо взять ту полезную работу, которая останется, и преобразовать её в восхитительное разнообразие игр и ремёсел — неотличимых от других видов приятного времяпрепровождения, но дающих в конце концов полезный продукт. Уж конечно, это само по себе не сделает их менее приятными. После этого можно будет полностью разрушить искусственные барьеры власти и собственности; созидание станет развлечением. И нам не надо будет больше друг друга бояться.

Я не думаю, что таким образом можно сохранить большую часть работы. Но большую часть работы и не следует сохранять. Лишь малая, постоянно уменьшающаяся часть работы служит какой-то полезной цели, чему-то кроме защиты и воспроизводства системы всеобщего труда с её политическими и правоохранительными придатками. Прямо или косвенно большая часть работы имеет цели непроизводительные — торговлю и управление обществом. Прямо так, сходу, можно освободить десятки миллионов продавцов, солдат, менеджеров, ментов, брокеров, священников, адвокатов, банкиров, учителей, охранников, квартирных хозяев, рекламных агентов, а также всех, кто работает на них.

>>153094438 (OP)
говно все говно культура в упадке, наука в упадке, люди дойное безмолвное быдло, хачи везде, кризис хуйня, наркотики запретили, прогресса нет, триди телевизор и айфон я инди и хипстор, вы говно, я илита. потреблятсво, я ебу 20 самок, двощ я девственник 30лвл что делать, хикке, альфа самец, какие подводные камни, имиджборды новая субкультура, у меня пять друзей вконтакте я чмо, я слушаю фараона значит я модный, дискворед, двач, ты жрал грибы? кислота, вам не понять, вы жрете водку вы тупое быдло, а я илита.

В последнее время, где-то с год или около, я стал замечать, что меня бешено вставляет безличность и анонимность. Не в смысле интернетов или борд, а просто как особая категория существования - совершенное ниоткуда, ничто. И вроде на жизнь жаловаться не приходится, есть все возможности начать нормально веселиться и тусоваться, как-то себя активно проявлять в повседневной жизни; но этого не хочется. Желание быть постоянно в тени, вне пространства, нигде, и еще осознание того, что ты сумма условностей и случайных цифр на бумажке с адресом - это экстаз, великолепная, ни с чем не сравнимая радость. Ты одновременно существуешь и не существуешь, круг постоянно замыкается, ты меняешь форму, а потом обретаешь ее опять и так тысячу раз и вместе с тем - ни одного.
Подобный подход начал оказывать влияние не только на то, как я говорю, одеваюсь, какую музыку слушаю или что читаю, а также и на то, что происходит вокруг. Сознание определяет бытие, лол. Я теперь часто не нахожу себя там, где по идее должен был бы находиться, я имею в виду всякие бумажки, справки, списки и прочую чиновничье-канцелярскую ерунду. Все время под руку лезут возможности где-то затеряться, раствориться, появились целые вневременные районы - недавно почти около дома нашел огромный пустырь, который до этого упорно не замечал лет десять; еще раньше нашел улицу, которая как будто выдернута из общего контекста: какая-то фантасмагорическая церковь, деревья на доходных домах начала прошлого века, незапоминающиеся люди, абсолютно ясное небо. Я начал любить места, где много народу, центр города, метро, общественный транспорт - там же можно потеряться, там никто не знает кто ты и зачем! В то же время, особенно круто бывает свернуть вечером в какие-нибудь задворки

Интернет сыграл со мной злую шутку. Проведя на тролло-форумах около двух месяцев я освоил все навыки пуканобомба у нюфов и моралфагов, от тонких подсеров до крупных уничтожений с помощью подходящего материала. Возомнив себя королём троллей я чувствовал абсолютную власть и зуд заднего прохода у всех посетителей сайта.
Так вот к чему я всё это веду? А как обычно к тому, что я ебанутый. Но обо всём по порядку. В общем, дело было так.

Обычным выходным днём, когда батя сидел возле телевизора и слегка побухивал охоту, я как ни в чём не бывало, вышел из своей комнаты, предварительно взяв с собой металлоискатель.
- Батя, - говорю, - ты пойдёшь в толкан?
Батя немного поелозил жопой и задумчиво почесав бошку, ответил:
- Нет.
- Пидора ответ, - сказал я и отправился как ни в чем не бывало в сортир, но на пол пути понял, что я сейчас навторил и повернулся, чтобы объяснить, что мол я хотел сказать не то, где и встретил старый добрый батин кулак.
Развернувшись на 180 градусов я встретил своим ебальником стену и довольно похрюкивая, обнял её. А сзади на меня уже сыпались очередные отпиздюлины, которые по большей части попадали мне в голову.
- Совсем обалдел, такое отцу говорить, а? - кричал в гневе батя.
- Хуй на! - снова выпалил я, и тут же пугливо прикрыл себе рот.
- Ну всё, ты сам напросился, - сказал угрожающе батя.
- Мамку твою ипал! - кричал я, и уже сам себя пиздил за то что не мог остановиться.
Батька всё больше и больше наливался краской и казалось что вот сейчас у него бомбанёт. Я то понимал, что этого ни в коем случае нельзя допускать, а вот тролль внутри меня хотел, как раз, всё наоборот.
- Батя, батя, вкусный хуй сосёт неглядя, - снова вывалилось из меня.
Бедный разгневанный батёк носился по квартире и искал свой кожанный ремень со времён флота, зажимая в одной руке меня, а в другой мой металлоискатель.
- Я боше не буду, отвечаю тебе, лолка! - кричал я, пытаясь вырваться из батиной хватки.
- Сейчас я тебе покажу - лолка! Да где же мой ремень?
- Батя, не надо! Я никогда больше не буду срать тебе в тапки, никогда не буду бить тебя залупой по лбу, пока ты спишь, не буду ложить тебе в трусы крапиву, - всё орал я, пиная всё, что мне попадалось под ноги, в основном кота.
И тут случилось то, что меня заставило поверить в существование повелителя туалетных ёршиков, которому я поклонялся. Батя вдруг остановился, отпустил меня и строго посмотрев, сказал:
- Ну, дебил, повезло тебе сегодня, лень мне с тобой возиться. Лучше принеси мне пиваса.
Я весь напрягся, стал колотить себя по еблету и, рыдая, пискливым голосом произнёс:
- Слова пидараса.

Такого бомбилава я не видел никогда. Батя орал, рвал на себе лысину, прыгал по квартире через мамкин обруч, тряс пузом и хуярил кулаками во все стороны, вследствие чего уложил в нокаут пальму и пару раз уебашил мне. После всего этого фейерверка жопной боли батёк запихал мне в задницу кактус, который я планировал себе засунуть только в четверг, и в конце концов, закрыл меня в кладовой, куда предварительно напердел. Хуже наказания я ещё не нюхал, но мысли о том, что всё могло закончиться гораздо хуже, меня радовали. Зато из всего этого я извлёк очень важную истину: язык наш - вещь очень острая и может ранить человека больно в душу, не стоит забывать, что все мы люди и должны общаться как люди. Так что завтра пойду бабок у подъезда траллеть. Азаза.

Красавчик, ты заебись. Во всяком случае, ты так всегда считал. Но вот только не другие люди. Ты вел себя так, как будто ты выше их. Но потом всегда оказывалось, что тебя они презирают и в их глазах ты не выше, а намного ниже чем они. То же с девушками. Ты всегда старался быть добр, нежен и ласков, ты защищал их, водил в кино. Даже перешёл в другой класс, чтобы была возможность показать им насколько ты охуенен. Но в итоге они предпочли тебя какому-то уроду, который (ты уверен в этом), и в постели ну ничем не мог их удивить. Ты до сих пор не можешь понять, почему так случилось, ведь с тобой они были счастливы (так казалось), но теперь они говорят другим, что любят и никогда не оставят, что никогда не были так счастливы, как сейчас. А ты не задрот, нет. Не урод, не слабак, не хикки, не тупой, не нищеброд, но у тебя нет никого. Ты приходишь домой с учебы (работы) в пустую квартиру, а там такая тишина… нет никого, и вечер ты проведешь один. Еще один вечер. Впрочем у тебя есть друзья, с некоторыми бывшими одноклассниками ты поддерживаешь связь, контактов в аське больше 20-ти, ты не одинок, нет. Но когда ты приходишь в пустую квартиру, ты понимаешь, что все эти люди всего лишь иллюзия, они не нужны тебе, да и ты им тем более. Ты садишься на ебаный пуфик (или что у тебя там в прихожей?), не включаешь свет (зачем?), слушаешь тишину, или еще хуже, голоса соседей у которых всё заебись (ты знаешь, что это не так, понимаешь, что ТАК жить, как они ты бы низачто не согласился, но в этот момент ты бы все отдал ради гребаного голоса гребаной подруги и/или плача остоебавшего спиногрыза) и у тебя слёзы в глазах наворачиваются. Но ты берешь себя в руки (вот распустил сопли, мямля), встаешь, включаешь свет, снимаешь ботинки, идешь на кухню, берешь холодное пиво из холодильника… всё как обычно. Потом готовишь не очень вкусный ужин (или подогреваешь вчерашний, ты всегда готовишь больше, чем мог бы съесть за раз), наспех его проглатываешь, заходишь в комнату, проверяешь насколько поднялся рейтинг на торрентс.ру (не зря же компьютер не выключал), запускаешь браузер (опера или что там?), заходишь на двач, чтобы создать еще один тред, в котором может быть, кто-то скажет то, чего тебе так нехватает (или хотя бы даст силы продолжать этот бессмысленный марафон), но это будет не хикки-тред и не сопли, ты же не такой как они все, правда? Потом, допив своё пиво, ты ляжешь спать. Один. Как всегда. Что бы завтра начать сначала. Опять.

>>153094438 (OP)
Родился на улице Герцена. В гастрономе № 22. Известный экономист. По призванию своему библиотекарь. В народе — колхозник. В магазине — продавец. В экономике, так сказать, необходим. Это, так сказать, система… эээ… в составе 120 единиц. Фотографируйте Мурманский полуостров — и получаете te-le-fun-ken. И бухгалтер работает по другой линии. По линии «Библиотека». Потому что не воздух будет, а академик будет! Ну вот можно сфотографировать Мурманский полуостров. Можно стать воздушным асом. Можно стать воздушной планетой. И будешь уверен, что эту планету примут по учебнику. Значит, на пользу физики пойдет одна планета. Величина — оторванная в область дипломатии — дает свои колебания на всю дипломатию. А Илья Муромец дает колебания только на семью на свою. Спичка в библиотеке работает. В кинохронику ходит и зажигает в кинохронике большой лист. В библиотеке маленький лист разжигает. Огонь будет… эээ… вырабатываться гораздо легче, чем учебник крепкий. А крепкий учебник будет весомей, чем гастроном на улице Герцена. А на улице Герцена будет расщепленный учебник. Тогда учебник будет проходить через улицу Герцена, через гастроном № 22, и замещаться там по формуле экономического единства. Вот в магазине 22 она может расщепиться, экономика! На экономистов, на диспетчеров, на продавцов, на культуру торговли… Так что, в эту сторону двигается вся экономика. Библиотека двинется в сторону 120 единиц, которые будут… эээ… предмет укладывать на предмет. 120 единиц — предмет физика. Электрическая лампочка горит от 120 кирпичей, потому что структура у нее, так сказать, похожа у нее на кирпич. Илья Муромец работает на стадионе «Динамо». Илья Муромец работает у себя дома. Вот конкретная дипломатия! «Открытая дипломатия» — то же самое. Ну, берем телевизор, вставляем в Мурманский полуостров, накручиваем, там… эээ… все время черный хлеб… Дак что же, будет Муромец, что ли, вырастать? Илья Муромец, что ли, будет вырастать из этого?

Здравствуй, анон. История обо мне и еще нескольких ребятках, но касается она всех, как мне кажется. Началось все некоторое время назад. Тогда я этих чуваков даже и не знал. Так вот, бродил я по своему городу, гулял, музыку в наушниках слушал, удивлялся и радовался. Городок совершенно обычный: куча разного народа, магазины, кто-то работает, кто-то отдыхает. В городе была тишь да гладь в те времена, можно было найти все что тебе будет угодно. Хоть вещества, хоть продажных женщин, хоть собеседника/собутыльника. А иногда все и сразу. Но не суть. Однажды вечером, на окраине города, на самых его задворках я проходил мимо одного дома и услышал, что из подвала доносилась музыка и смех. Было удивительно, так как район где я находился к этому совершенно не располагал. Переборов робость я решился заглянуть туда. То что я увидел и прочувствовал в тот момент изменило мою жизнь на много лет вперед. Это был бар, расположенный в подвале. Обшарпанные стены, какие то старые столы и стулья, барная стойка, явно повидавшая больше чем кто либо и густой табачный дым под потолком. Вы скажете, обычный задрипанный бар. Таки у меня есть что ответить на это. В этом дыму, были люди. Они сидели на скрипучих стульях за столами, у барной стойки, пили, курили, матерились и смеялись, обсуждали и спорили.. И казалось бы, ничего особенного, но есть одна интересная деталь. На каждом из них была самодельная маска. У кого из папье маше, у кого из ткани, кто-то одел на голову ведро с дырками для глаз, один был в маске обезьяны, другой прикрывал лицо давно не мытыми волосами и бородой. И не было ни одной повторяющейся маски. Все они были индивидуальны и строго подобраны для каждого владельца. Поняв, что сегодня я не готов я ушел домой. Через пару дней я сделал себе маску. Она была из старого бабушкиного парика и противогаза. В этот же вечер я был там и знаете что? Это был удивительный вечер. Язык на котором говорил этот бар со мной был мне понятен и близок. Темы поднимаемые здесь, среди таких же как я посетителей, были интересны и глубоки. Вечера, проведенные в этом старом баре, были наполнены иронией и острым, злым юмором. Люди, приходящие в это место, знали, что атмосферу этого места делают они сами. Это была одна из причин того, что в этом подвале не было места для тех, кто был не способен привнести сюда часть себя, не способен понять этот образ мысли. Вечера шли, проходило время. Окраины, на которых находился этот бар, начали заселяться, город рос неумолимо и неизбежно. И однажды, ранним вечером, когда еще не все постоянные посетители пришли, в наш бар заглянули несколько молодых людей. Они были без масок и поняв, что они лишние здесь просто ушли. Но на следующий день они вернулись, одев купленные их мамами и папами пластиковые маски белого цвета с изображение одного старого заговорщика. Они чувствовали себя не привычно и не комфортно, но всеми силами старались показать, что они такие же как и мы. Это было так забавно, что послужило нам почвой для многочисленных шуток. Наша компания полагала, что через какое то время они просто встанут и уйдут, так как было понятно, что им здесь не особо рады. Но случилось странное и что-то пошло не так. Этим вновь прибывшим стало интересно. Они рассказали нам, что там, в городе об этом баре ходят легенды, что это место стало обсуждаемым и попасть сюда хотят очень многие.
Получилось так, что я приболел и не мог ходить в бар около месяца. Наконец поправившись и дождавшись вечера я, прихватив маску, направился в столь близкий мне бар. Какого же было мое удивление, когда спустившись в подвал, я увидел такую картину. Стены подвала украшали какие то картинки с большеглазами девушками и маленькими крылатыми лошадками, столы и стулья блистали хромом, барную стойку снесли и вместо нее установили диваны и телевизоры, по которым крутили какие то смишные видео. А на диванах сидели какие-то не знакомые мне люди в одинаковых, пластмассовых масках (большинство из них было почему-то еще и полупрозрачными). Мое сердце дрогнуло, я принялся озираться в поисках кого-то знакомого. В самом дальнем, темном углу сидела на скрипучих стульях моя компания. Я молча подошел и подсел к ним. Мы посмотрели друг на друга и все поняли…
Уходя мы закрыли двери бара снаружи на засов, оставив там всех находящихся в подвале, а через маленькое окошко под потолком, выходящее на улицу, бросили туда несколько гранат.

Почему я люблю Россию.
1. Это самая большая страна в мире и самая многонациональная. У нас самые большие запасы природных богатств, а это действительно круто. У нас есть почти все климатические пояса. Хочешь живи в пустыне, хочешь в условиях вечной мерзлоты. Хочешь море, хочешь горы.
2. У нас самая сильная и многочисленная армия. У нас столько ядерных зарядов, что мы в любую секунду готовы воевать со всем миром вообще. Причём одновременно.
3. У нас самая глубокая литература и поэзия, как никакая показывающая все ослепительные грани загадочной русской души. Пушкин, Достоевский, Толстой, Солженицын, Шолохов, Есенин, Высоцкий. Список можно продолжать бесконечно.
4. Россия родила лучшие умы человечества. Ломоносов, Прутков, Циолковский, Курчатов, Сахаров, Пётр I, Попов, Королёв, Менделеев и т.д. А сколько выдающихся русских евреев! В этом плане соснули все.
5. Нас уважают и боятся во всём мире. Если русский - значит сильный, мощный, сам себе на уме, его не проведёшь. За пределами родины все русские - как братья.
6. Мы первые полетели в космос, изобрели радио, водородную бомбу, атомную станцию, ледокол и подводную лодку, луноход, вольфрамовую нить для лампочек, МРТ, АИБ, гипс в медицине, таблицу элементов, водку и т.д. до бесконечности.
7. У нас по-прежнему бесплатная медицина и образование. И то и другое - одно из лучших. Что бы там не говорили дрочащие на запад уродцы.
8. Самые красивые девушки - русские. Самые сильные мужчины - русские.
9. В России самое духовно богатое население. Только русские мужики могут после драки стать лучшими друзьями, только русские девчонки готовы ждать любимых из армии по два (сейчас один) года.
10. Это мы придумали посылать нахуй. Не нравится Россия - иди нахуй!