>>153785339 (OP)
АЛВАРО ДЕ КАМПОС
(Фернандо Пессоа)

КУРИЛЬЩИК ОПИУМА (Opiario)


Господину Марио де Са-Карнейро

Душа больна, — и пусть не столь жестоко
Хворать и выздоравливать в бреду, —
Я погружаюсь в опий и бреду
Искать Восток к востоку от Востока.

Я много дней страдаю на борту
От боли головной и от горячки,
И сил, чтоб выносить мученья качки,
Должно быть, никогда не обрету.

Презрев устав космического круга,
По шрамам золотым свой путь продлив,
Я грежу, что в приливе есть отлив
И наслажденье — в ганглиях недуга...

Но механизм несчастия таков,
Что вал не совершает оборотов, —
И я плыву меж смутных эшафотов
В саду, где все цветы — без черенков.

Вхожу, на произвол судьбы оставлен,
В сплетенный сердцем кружевной узор,
Мне чудится: в моей руке топор,
Которым был Предтеча обезглавлен.

Я, заточенный, сызнова плачу
За всё, что прежде натворим предки.
Мои больные нервы — в тесной клетке,
Я в опий, словно в ямину, лечу.

На зов его, не говоря ни слова,
В прозрачные спускаюсь погреба,
И вот луна восходит, как Судьба,
И ночь алмазами искрится снова.

А наш корабль сегодня, как вчера,
Плетётся по Суэцкому каналу,
И жизнь моя на нём течет помалу,
Тягучая, как камфара с утра.

Я зову дней растраченных не внемлю
И утомлён, меня берет тоска —
Она во мне, как жесткая рука,
Что душит, но не даст упасть на землю.

Я в захолустье португальском жил
И познавал природу человечью,
Я с детства овладел английской речью
И упражняюсь в ней по мере сил.

Приятно было бы порой в «Меркюре»
Стихи свои увидеть иль рассказ -
Мы все плывем, и я грущу подчас,
Что до сих пор не видел даже бури!

Тоскливо дни проходят на плаву,
Хотя порой со мной ведут беседы
Какие-то британцы, немцы, шведы —
Я болен тем, что до сих пор живу.

И я смотрю уже как на причуду
На путь в Китай и прочие края:
Ведь есть один лишь способ бытия,
А мир и мал, и очень сер повсюду.

И только опий помогает мне
От жизни, — вязкой скуки и болезни;
Я в подсознаньи прячусь, в утлой бездне.
Как блекнет все, что не внутри, а вне!

Курю. Томлюсь. Чем далее к востоку —
Тем ближе запад, и наоборот.
Коль скоро Индия во мне живет,
То в Индии реальной много ль проку?

Мне горько быть наследником в роду.
Видать, везенье увезли цыгане.
И перед смертью — ведаю заране! —
На собственном замерзну холоду!

Я лгал, что делом инженерным занят,
По Лондонам и Дублинам спеша.
Старушка-нищенка — моя душа —
За подаяньем Счастья руку тянет.

Корабль, не направляйся в Порт-Саид!
Плыви уж сразу к дальнему Китаю!
Я в смокинг-рум'е время коротаю,
Со мною — граф (болтун и сибарит).

Зазря к Востоку плавал я, похоже.
Печально, что ни сил, ни денег нет.
Я есмь сомнамбулический поэт
И монархист, но не католик всё же.

Вот так и жить с людьми бы, в их числе,
И не вести бы счет любой банкноте!
Однако нынче я в конечном счете
Всего лишь пассажир на корабле.

Я неприметней всех людей на свете.
Скорей слугу заметишь вон того,
Как жердь, сухого, — посчитав его
Шотландским лэрдом (правда, на диете).

Нет дома у меня. Растрачен пыл.
Скабрезный тип, помощник капитана,
Видал, как я иду из ресторана
Со шведкою... и сплетню распустил.

Кому-нибудь я поломал бы кости
В один прекрасный днесь и повод дал
Для разговора бы, что вот, скандал...
Нет, выше сил молчать, кипя от злости.

Я целый день курю и что-то пью
Американское, тупея разом.
Что выпивка! Поддерживал бы разум
Похожую на розу жизнь мою!

Ложатся долгой чередою строки,
Талантик мой, как вижу, мне не впрок.
Вся жизнь моя — убогий хуторок,
Где дух изнемогает одинокий.

Британцы — хладнокровнейший народ.
Спокойнейший. Подобных в мире нету.
Для них судьба ясна: подбрось монету —
И счастье к одному из них придет.

Но я — из той породы португальцев,
Что без работы, Индию открыв,
Остались. Правда, я покуда жив,
Но только смерть — удел таких страдальцев.

А, дьявол побери весь белый свет!
Наскучила и жизнь, и обстановка.
Мне мерзок стал Восток. Он — как циновка,
Скатать её — всех красок нет как нет.

И снова опий. Бесконечно жуток
Долг проползти сквозь столько дней подряд,
А тех благонадежных, что едят
И спят в одно и то же время суток, —

Побрал бы чёрт! Но вся моя беда —
Расстройство нервов, безнадежно хворых.
Кто увезёт меня в края, в которых
Я захочу остаться навсегда?

Увы! И сам томленья не отрину!
Мне стал бы нужен опий, но иной —
Что в краткий миг покончил бы со мной
И в смерть меня вогнал бы, как в трясину!

О лихорадка! Это ль не она?
Нет, в самом деле, это лихорадка.
Жизнь длится от припадка до припадка,
Что ж, истина открылась — хоть одна.

Настала ночь. Рожок зовет на ужин.
Общественная жизнь — всего важней!
Блюди, блюди чередованье дней
Вот так-то! И хомут тебе не нужен!

Нет, вряд ли это всё мне с рук сойдет.
Увы — не обойтись без револьвера,
И лишь тогда вернётся в сердце вера
И, может быть, закончится разброд.

Кто взглянет на меня, сочтет банальной
Всю жизнь мою... Ах, мой наивный друг...
Ведь это мой монокль на всё вокруг
Глядит с усмешкой неоригинальной.

Любое сердце сгинуло б давно,
Лишь встретившись с моим астральным мраком.
Сколь многим под таким же точно фраком
Мой вечный страх скрывать не суждено?

Ещё хотя б настолько я снаружи
Изящно сложен был, как изнутри!
Скольжу в Мальстрем, — увы, держу пари,
Что я хочу скользить в него к тому же!

Я лишний человек, и в этом суть.
Пускай протёрт рукав, засален лацкан,
Но ты, мечтой высокою заласкан,
С презреньем можешь на других взглянуть!

Мне хочется порой завыть от злобы,
Кусать и грызть свои же кулаки.
Да, это было б нормам вопреки
И зрителей почтенных развлекло бы.

Абсурд, на сказочный цветок похож
Той Индии, которой нет в помине
В морях Индийских, — мне зажегся ныне.
Спаси меня, Господь, иль уничтожь!

Лежать бы, ничего не замечая
Здесь, в кресле, — а конец для всех един.
Я по призванью — истый мандарин,
Но нет циновки, полога и чая.

Ах, как бы очутиться я хотел
В гробу, в могиле, под земным покровом.
Жизнь провоняла табаком лавровым.
Куренье — мой позор и мой удел.

Избавь меня, о Боже, от обузы
Всей тьмы, скопившейся во мне, внутри!
Достаточно комедий! Отвори
Моей душе спасительные шлюзы!

Суэцкий канал, с борта парохода