бамп

Утро было отвратительным до невозможности.
Яркое солнце на прозрачном голубом небе прокалывало насквозь острыми, как копья, лучами такую ненадежную от света защиту, как чистейшие оконные стекла, вправленные в тяжелые дубовые рамы. "Тяжесть - это хорошо! Тяжелый - значит надежный!"^1^ - вспомнились слова русского торговца оружием в Газенвагене, у которого инквизитор третей ступени, барон Фридрих фон Зельц, покупал паровой дискомет пол года назад. Репутация русского была безукоризненна, но дискомет не выстрелил в последний момент, что едва не стоило инквизитору жизни.
Идти назад и выяснять отношения Зельц счел занятием заведомо бесполезным: сам выбирал, сам разыскал продовца, виноват, следовательно, тоже сам.
Барон кряхтя сбросил ноги с кровати и, постанывая, отправился к окну. Тяжелые гардины были собранны шелковой веревочкой по бокам от беспокоящего источника света, и ему пришлось немало повозиться развязывая шнуровку и расправляя плотную материю по карнизу.
Стоящий на прикроватной тумбочке запотевший, пузатый графин с лимонной водой показался инквизитору Элексиром Жизни.
Болело все тело, каждая мышца в его поджаром, сухощавом теле. Но больше всего раскалывалась голова.
В деревню Каттерпиллер инквизитор прибыл три дня назад по распоряжению Святого Пристола, где сразу поселился в небольшой, но уютной гостинице. От местного населения в Канцелярию Инквизиции уже трижды приходили с каждым разом все более и более тревожные известия. В окрестностях поселения пропадали люди. Как правило - молодые, сильные мужчины, в возрасте от шестнадцати до тридцати пяти лет. Тел обнаружено не было. Жертвы исчезали при разных обстоятельствах, случалось, пошел парень через лесок на хутор - до хутора не дошел, в леску том - три березы и ольха, заблудиться не где. Но это ладно, всяко бывает - может, старосте деревенскому, по молодости, рога наставил с молодой женой, да сбежал испугавшись возмездия, а вот тот факт, что люди исчезали из собственных спален - наводил на мысли о том, что вмешательство Инквизиции попросту необходимо и дело тут не чисто.
Посетив лично в первый же день с самого утра 7 из 16-ти мест пропаж, о которых было достоверно известно, Зельц убедился, что нечистые здесь и вправду замешенны: Раствор Рошоха рождал в склянке смолянисто-черную, разлапистую кляксу, а святая вода заметно мутнела. Оставшиеся 9 мест барон посещать не стал, справедливо рассудив, что ничего нового он для себя там не откроет. Какая бы нечисть не была замешенна в приступлении - следов она на местах не оставляла, действовала умело, и концы были не здесь. Погруженный в подобные размышления барон вернулся в гостиничный номер где разложил перед собой распокованное из дорожного сундука оружие. Задумчиво осмотрел посеребренные и освященные в соборе Святого Павла диски и сам горе-дискомет. На первый взгляд, с ним все было в порядке. Зельц выглянул в коридор и попросил слугу принести с кухни углей, а сам занялся чисткой огромного, с локоть длинной, двухдульного револьвера.
"Тяжесть - это хорошо!" - вспомнил он русского торговца и неприязненно покосился на чудо технического гения. То лаково поблескивало деревянными деталями и топорщилось латунными радиаторами охлаждения. Вот этими радиаторами и колотил он по голове одного древнего упыря в Румынии, приговаривая: "Тяжелый - значит надежный!".
В дверь тактично постучался слуга. Оставил, косясь на разложенные посреди комнаты смертоносные диковины, на полу небольшую, пышущую жаром жаровню и вышел, плотно затворив за собой дверь.
Зельц дастал из жаровни специальными щипцами вишнево-оранжевую головню, заправил ею дискомет, раздул, небольшими мехами.
Подождал, пока вода в резервуаре оружия начнет бурлить, попутно закончив чистку и смазку револьвера.
Вставил в приемник инжектора стопку дисков, направил в дальний конец номера трехзубую вилку дула, не глядя, нажал на спуск.
Дискомет пронзительно свистнул, выпустил в направлении стены облочко пара и затих, показывая стрелкой монометра нолевое значение давления в системе.
Инквизитор вытащил приемник боезапаса.
Все диски были на месте.
Как в прошлый раз.
Достал за цепочку из нагрудного кармана луковицу часов, щелкунул крышкой, украшенной изнутри эмалевой иконкой, изображающей Святого Георгия.
Самое время для вечерней молитвы.
Во дворе церквушки было пустынно, только какой-то местный паренек играл со странной, угловатой и похожей на коробку собакой. Собака тяжело и лениво бегала за брошенной палкой, нехотя перебирая короткими лапами.
- Здравствуйте! - сказал мальчик.
- Привет. - ответил инквизитор. - Какой породы твоя собака?
- Угловатый терьер. - гордо вскинул подбородок ребенок.
- Угловатый?
- Угловатый.- мальчик пожал плечами, недоумевая, почему среди взрослых встречаются столь глупые особи.
- А как его зовут?
- Это она.
- Хорошо, как ее зовут?
- Коробка.
Коробка, подтверждая слова мальчика, лениво тявкнула.
- Столь чудны дела твои, Господи, что просто охренеть. - пробормотал себе под нос Зельц поднимаясь к порталу и открывая массивные церковные двери.
Почему-то ему стало стыдно за собственную недогадливость.
В церкве было прохладно, царил приятный взгляду полумрак, половина лавок была свободной, а уже не
молодой епископ вел проповедь, рассказывая прихожанам о житии святого Пахома. Зельц о наличии такого святого в Небесном Пантеоне к своему стыду не знал, поэтому с удовольствием и интересом прослушал всю проповедь, после чего подошел к священнику:
- Здравствуйте, падре. Святая Инквизиция, инквизитор третьей ступени Фридрих фон Зельц. - сразу представился он - Благослови, отче.
Падре благословил коленнопреклоненного инквизитора и жестом приказал ему встать.
Инквизиция подчинялась Святому Римскому Престолу, входила в его епархию, но при этом сами инквизиторы не были лицами духовными, хотя, в большинстве своем, являлись людьми верующими и, даже, набожными.
- Падре, не замечали вы в последнее время чего-либо необычного?... - Зельц замялся, не зная, как сформулировать следующий вопрос.
Священник недоуменно вскинул брови:
- Необычного? Четырнадцать человек, сын мой. Четырнадцать. Я лично слал Папе ходатайство за ходатайством, с просьбами прислать кого-нибудь из вас, но дорога до Рима - это путь не близкий, да и канцелярия Его Святейшества любит бумажную волокиту. Кто знает - приедь вы месяцем раньше - и жертв, возможно, было бы куда как меньше.
- Четырнадцать? Но ведь речь шла о шестнадцати безвести пропавших.
- Двоих сегодня утром нашли рыбаки утопшими. Поплыли сети проверять, да напились в лодке, полезли драться друг с другом, лодка перевернулась... Так и утопли - один другого за чупрыну тянет, второй ухо первому оторвать норовит. - Падре закатил глаза к небу, перекрестился и коротко пробормотал молитву.
"Значит, двоих нашли, пока я осматривал другие места исчезновений. Странно." - подумал Зельц, в чью уже почти завершенную концепцию понимания происходящего это ни как не вписывалось. Что-то тут было не так.
- Скажите, отче, а ничего подозрительного за прихожанами вы в последние дни не замечали? Может, кого жена выгнала, хотя, до этого пол жизни вместе провели, запил кто, кто никогда не пил, девка, что в церковном хоре поет, загуляла?
- Девки-то гулящие - дело хорошее, однако, в нашем хоре таких нет. - с сожалением констатировал падре, задумчиво почесывая подбородок - А так-то и не припомню я ничего необычного что-то. Стар я стал, память все чаще подводит...
В церковном дворе было все так же пусто, только мальчика с угловатым терьером Коробкой сменила девочка с другой собакой, пожалуй, даже более странной.
Предчувствую, что уж в этот раз он глупо выглядеть не будет, барон отправился к девочке.
- Привет. - сказал он.
- Здравствуйте. - робко ответила девочка, глядя на него снизу вверх огромными голубыми глазищами.
- А я знаю, какой породы твоя собака! - уверенно продолжил Зельц.
- И какой? - еще более робко спросила девочка.
- Продолговатый терьер и зовут ее Сосиска! - заявил Зельц.
- Нет, придурок, это такса, и зовут его Чарли! - ответила девочка и убежала.

^1^ - цитата взаимствованна из художественной киноленты "Большой куш".

2

Ночью Фридриху, урожденному барону Зельцу, снилась полная чепуха: низкорослое человекообразное существо, покрытое коричневатым мехом, с огромными, печальными глазами и непропорционально большими ушами танцевало под открытым небом, а аккампонировал ему на гармонике большой зеленый крокодил, одетый, почему-то, в человеческий сюртук и забавную узкополую шляпу.
Потом пришла какая-то бабка и всех разогнала.
Проснулся инквизитор с пресквернейшем настроением.
Крокодилов Зельц видел только на гравюрах, но не сомневался в том, что ему снилось именно это существо. Второе создание было явно сверхъестественного происхождения, вероятней всего - один из подвидов домовых, если браться судить по размерам.
Как интерпритировать подобные сновидения инквизитор не знал, а идти за советом к священнику постеснялся. К тому же, он теперь всерьез опасался встречь с юными собаководами.
После завтрака Зельц отправился к местным каронерам, ознакомиться с телами утонувших любителей выпить.
Осмотор посиневших, но не успевших раздуться трупов дал противоречивые результаты: таинственная нечисть не была замешана в смерти утопших, но явно имела к ним какой-то интерес. Раствор Рошоха в стеклянном пузырьке то пускал тонкие нити, то пузырился черными пузыриками, то становился прозрачным, чтоб через несколько секунд вновь прорасти паутинкой черных прожилков.
Подумав чем заняться дальше, барон решил навестить старосту поселения.
Жил тот на привокзальной площади, которую, собственно, можно было считать центром деревни, в большом двухэтажном глиняном доме, армированном крепкими деревянными балками и крытого желтоватой черепицей.
Старастой оказался широкоплечий низенький мужичок с клочковатой шевелюрой, жиденькой шкиперской бородкой и пудовыми кулаками. Представился он Эдгаром.
Инквизитор расспросил его о личностях пропавших, пытаясь выявить хоть какую-то взаимосвязь. Затем, прикинув что к чему, решил поинтересоваться окружающей местностью:
- Что вы можете сказать об окрестностях деревни? Заброшенные строения, пересохшие колодцы, разрушенные замки?
Эдгар задумчиво потер массивной пятерней лоб:
- В черте деревни есть один сухой колодец, возле кузни, на выселках. Кузнец себе во дворе скважину бурил паровиком - водоносную жилу-то и перенаправил. Место там млолюдное - никто и не против. - правильно понял интерес барона староста - За деревней, по дороге на Зайцбург, есть ферма заброшенная, травой вся поросла. А так-то и нет больше ничего.
Поблагодарив гостеприимного хозяина Зельц решил заглянуть в гостиницу. Пообедать, да и из оружия и экипировки взять чего - никогда не помешало бы. На себе, так, на всякий случай, Зельц всегда носил тяжелый серебрянный крест, освященный самим Папой в далеком Ватикане. Серебрянный крест на прочной стальной цепи одетой на шею в два обхвата часто использовался инквизитором в качестве кистеня: убойный аргумент для любой нежити. С нечистью, жизни не терявшей - все было, несколько, сложнее. Специально для нее в наплечной кобуре под сюртуком хранился восьмизарядный револьвер.
Однако, намереваясь посетить богомерзкое создание в его логове - необходимо было вооружиться куда как серьезней.
Наскоро перекусив в столовой гостиницы, Зельц поднялся в номер, где скинув сюртук пододел под рубашку серебряную кольчужную манишку с высокив воротом. За голенищами высоких сапог удобно устроились два длинных стилета, к поясу приторочил ножны с саблей и широким тесаком. Крест был снят с шеи и закреплен на правом бедре - так им было удобней и быстрее воспользоваться в случае нужды.В специальных накладках кожаного плаща крепились 18 метательных ножей, пороховой гильзовый дробовик примостился за спиной, а давешний двухствольный револьвер нашел себе место в левой подплечной кобуре.
Подумав, барон захватил с собой моток веревки с закрепленной на одном конце кошкой, который повесил через плечо.
До самого вечера инквизитор бродил по развалинам фермы, лазал по иссохшему колодцу, но так ничего и не нашел.
Ни каких следов
неуловимой нечести.
Порох Святого Альбена серой пылью покрывал дно колодца, даже и не думая вспыхивать, раствор Рошоха оставался прозрачным, как слеза.
Переодевшись в номере гостиницы Зельц спустился было в столовую, но та, по причине позднего времени, была уже закрыта. Пришлось поднятся назад в номер за деньгами и идти в деревенскую таверну, которая, как уже знал инквизитор, располагалась на той же привокзальной площади, что и дом старосты.
В таверне было на удивление многолюдно: почти все столы были заняты, в центре, где скопление людей было наиболее плотным, чистый девичий голос под перебор гитарных струн выводил:

В сне земном мы тени, тени...
Жизнь - игра теней,
Ряд далеких отражений
Вечно светлых дней.

Зельц отыскал себе свободное место в правом углу зала, рядом с небольшим окном, за которым уже сгустились сумерки.

Но сливаются уж тени,
Прежние черты
Прежних ярких сновидений
Не узнаешь ты.

Серый сумрак предрассветный
Землю всю одел:
Сердцем вещим уж приветный
Трепет овладел.

Заказав подоспевшей официантке плотный ужин и бутылку шольцкого искристого, инквизитор устроился слушать дальше. Звонкий гитарный аккомпонимент удивительным образом ненавязчиво вплетался в слова песни, произнесенные голосом, похожим на журчание лесного ручья. Удивительно тихий, чистый, но вместе с тем, сидящему вдалеке от певицы Зельцу было слышно каждое слово, каждое изменение тембра.

Голос вещий не обманет.
Верь, проходит тень, -
Не скорби же: скоро встанет
Новый вечный день.^1^

- Хорошо поет, чертовка! - заявил присаживаясь рядом с бароном чернявый субъект с кружкой пива и тарелкой жареной рыбы.
Мест за другими столами больше не наблюдалось, потому Зельц не стал возражать.
Очарование момента отошло на второй план.
- Да уж, не плохо. - вынужден был согласиться инквизитор.
- Да что там не плохо - замечательно! - чернявый был уже изрядно на веселе, но тем не менее сделал глубокий глоток из кружки, испачкав лопающимеся пузырями пены жиденькую щетку усов. - А сама-то! Ради таких в старину города сжигали. И совершенно не напрастно, смею вас уверить. Что значит Троя, когда возле тебя Елена? Если эта самая Елена хоть на половину чего-то стоит от нашей дорогой Лолы - я вполне понимаю, из-за чего весь античный сыр-бор с конями затевался. Вы недавно в нашем городе?
Родившийся и выросший в Вене Зельц не смог бы назвать Каттерпиллер городом при всем желании, но уважая чувства неожиданного собеседника молча кивнул.
Тут подоспел его заказ, и инквизитор, изрядно оголодавший после далекого и скромного обеда, с удовольствием принялся за прием пищи.
Девушка, закончив тем временем петь, принялась ходить с корзинкой между столами. Посетители горячо благодарили ее кто деньгами, кто какой снедью. Каждый считал своим долгом пригласить ее за свой стол, но девушка на все предложения отвечала отказом..Была она стройна, одета в мужской поношенный охотничий костюм, с короткими, под мальчика, рыжими волосами и огромными кариеми глазами. Было в ней что-то беззащитное, детское, и в то же время ощущалась внутренняя сила и твердость характера. "Наверное - это из-за мужской одежды и прически" - подумал Зельц.

– Эхо Экс-рей – 110, работайте с Гейт-подходом, 123.145.
– Вас понял, 123.145.
Щелчок переключателя на панели приборов. Секундный треск помех в наушниках, и вот на другой стороне радиоканала были уже другие люди.
– Гейт-подход, это Экс-рей – 110, высота 30, вхожу в зону контроля. Запрашиваю вектор на переход, код ответчика 2748.
Голос руководителя полетов Зоны был незнакомым, живым и неформальным. Весьма нехарактерно для подобной должности, впервые за полеты в иные вселенные я услышал нечто подобное. Как правило, последними словами, которые слышал пилот в родном мире, перед отправлением в неизвестность, из которой ему суждено вернуться спустя годы, являются сухие и безэмоциональные указания о превышении оптимальной скорости аж на 2,5% или нечто подобное, менее человечные, чем голос речевого информатора бортового компьютера.
– Экс-рей – 110, принято. Разрешение на переход утверждено Командованием, ваши врата – №4. Выполните левый разворот на курс 090 и сохраняйте его до начала выхода на Врата. Загадывайте желание, вы первый у нас в этом году.
Доведенное почти до автоматизма движение руки незамедлительно внесло изменения в автопилот, и ревущая машина устремилась по новому маршруту, туда, где в километрах впереди находилась невидимая точка, в которой на несколько секунд в нужный момент разрывалась сама ткань мироздания и открывала относительно стабильный проход. Вот только куда? За те тридцать лет, что прошло с момента изобретения способа искусственно создавать подобные порталы, миллионы одинаковых экспериментов позволили дать общепринятый ответ: почти все разрывы ткани пространства-времени вели именно что «в никуда» – или в абсолютную пустоту межзвездного вакуума, или вообще в места, где физические константы были настолько иными, что нахождение любого объекта из нашего мира там было практически невозможным. Лишь редчайшим исключением было найти такие точки выхода на той стороне, которые находились бы в одинаковой системе отсчета с какой-нибудь планетой, и еще более невероятным событием было найти по выходу на той стороне мир, где человек мог находиться не в многослойном скафандре. Однако, в связи с развитием понимания принципов действия подобных врат, такие миры стали находить все чаще и чаще.
У научного сообщества Земли Объединенной не было единого мнения на счет того, куда же на самом деле вели эти разрывы: в иные вселенные, параллельные нашей, или же они вели в иные точки пространства нашей вселенной, расположенные за пределом наблюдаемых границ космоса. Ученые спорили, приводили в качестве аргументов множество доводов разной степени убедительности, а человечество тем временем продолжало изучать те загадочные и фантастические горизонты, что открылись пред ним.
Самолет летел ровно, без тряски и малейшей турбулентности. Еще раннее утро, какая уж тут турбулентность? Земля холодная, на небе – ни облачка. Где-то в десяти километрах находилась невидимая точка, способная за доли секунды стать невообразимым водоворотом, сквозь который утекало само мироздание.
Однако подлететь к ней было не так просто, как казалось. В силу некоторых не до конца понятных рядовым агентам причин (официально это было связано с вопросами безопасности и техническими проблемами), все известные порталы в иные миры находились в стратосфере Земли, не ниже двадцати километров.
Для подъема на такую высоту самолет должен лететь по параболе, набирая максимальную скорость в плотной атмосфере, и, разогнавшись, резко взмыть вверх, используя накопленную энергию.

Пришло время последних проверок перед входом в профиль. Глаза еще раз оббежали все позиции контрольных карт, сверяясь с действительным показанием приборов. Скорее привычка, после предыдущих полетов я бы помнил ее даже будучи разбуженным глубокой ночью. Вот и последнее в списке: запущена программа перехода и на лобовом стекле возникли контрольные сферы, одна за одной уходящие вперед по рассчитанной еще на земле траектории. Всего лишь держи самолет внутри них да следи за скоростью – и гарантировано выйдешь аккурат к Вратам. Да, давно позади остались те времена, когда пилотам приходилось летать без подсказок, просчитывая траекторию в уме.
– Экс-рей 110, подход. Двадцать секунд до начала разгона. Держитесь, это будет непросто – ожила радиостанция в наушниках. За кого он меня держит, за желторотого новичка?
– 110-й, понял, не впервой. Не забудьте в конце нажать большую красную кнопку – не хочу чтобы это было впустую.
– Принято, 110-й, Гейт-подход на приеме.
Вот и наступила та минута. РУД улетел вперед до упора и спустя несколько мгновений рёв двигателей стал нестерпимо-громким. Словно голодный хищник, дорвавшийся до обеда, двигатель ринулся переваривать Ниагарский водопад топлива, обрушившийся на него. Тотчас же мое тело оказалось прижатым к креслу а цифры на указателе скорости стали угрожающе расти. Спустя несколько секунд его рёв резко поменял тональность – двигатель перешёл на прямоточный режим.
Теперь, набрав скорость, нужно было аккуратно начать подъем. Аккуратно – потому что на сверхзвуковых скоростях любое резкое движение рычагами управления выливалось в сильнейшие перегрузки. Я плавно потянул ручку на себя и тотчас же почувствовал, что мои руки, да и все тело буквально налились свинцом. Малейшее движение давалось тяжело, а мир в глазах начал постепенно сереть. Однако машина лежала точно на курсе, пролетая контрольные точки одну за одной аккурат по центру.
– 110й, идете точно по профилю.
Я попытался набрать в легкие воздуха, чтобы ответить, но это оказалось практически невозможным занятием. Стало постепенно пропадать боковое зрение. Однако, в данный момент оно мне было не сильно нужно. Все мое внимание было направленно вперед, на лобовой индикатор и курс машины.
Тридцать секунд до выхода к вратам…
Удивительно, как быстро потемнело небо. Даже не успел заметить когда оно стало иссиня-чёрным.
Двадцать секунд до конца набор…
И почему никак не привыкнешь к перегрузкам? Вроде часто летаешь, но каждый раз как будто впервые? Хотя Юрген вообще однажды отключился при наборе, а у меня еще ни одного случая.
Десять секунд до конца набора…
Последние моменты моей жизни на Земле. Желание что ли загадать? А впрочем ну его, не впервой.
Пять секунд до конца набора…
Эх, в этот раз один. Никто не пошутит, обстановку не разрядит. И почему? Странно это.

>>160637514
Выход!
Резким движением вывожу самолет из набора. Тяжесть сменяется невесомостью, серость в глазах – краснотой. Впрочем, спустя долю секунды все возвращается в норму.
А вот и врата. Тонкий луч с земли расчертил небо на две части и прямо передо мной возникла нанизанная на него черная сфера. Она казалось совсем крошечной, даже с учетом причудливого искажения света вокруг нее, но я уже хорошо знал, как это было обманчиво. Каждую долю секунды она становилась все больше и больше и спустя несколько мгновений стала всем, что я мог видеть.
Сквозь помехи в наушниках раздался голос диспетчера.
– Экс-рей 110, Врата открыты. Удачи вам. Мы будем ждать.
Не успел мой разум осознать эту фразу, как легкий толчок оповестил меня о том, что в старом мире меня больше не существует. Тотчас же я крепко взял в руки ручку. Нет, физика здесь абсолютно такая же, но, это может быть всего лишь игрой разума, очередным когнитивным искажением, однако здесь всегда самолет вел себя иначе. Это невозможно описать словами – то, как он держится в полете, как реагирует на управление, малейшая вибрация, малейшее усилие – но каждый кто провел за штурвалом конкретной машины может это подтвердить – переход в новый мир чувствуется безошибочно.
Итак, первое, что нужно сделать – перевести самолет в пикирование. На такой высоте невозможно лететь ни там, ни здесь – пока есть в запасе скорость от разгона, можно лететь. Как только она закончится, начнется стремительное пикирование вниз, туда, где крылья смогут держать тяжелое тело моей стальной птицы и на таких скоростях.
Ручку от себя, и сразу же замечаю, как сильно палитра красок земли в этом мире отличается от нашей. Где-то далеко подо мной видны золотистые прямоугольники полей с колосившейся пшеницей, зеленел лес. Ничего необычного, но все же как будто все краски более яркие, более живые.
Второе – переключить систему навигации.
При транспланарных перелетах это было самой большой головной болью. Инерциальные системы безвозвратно сбивались и настроить их можно было только приземлившись. Спутники? Не смешите меня, на Богом забытый параллельный мир никто не будет тратить дорогие спутники, тем более, что для устойчивой навигации их нужно не меньше десятка. Плюс постоянный контроль и коррекция. Говорили, что на Сигме-6-15 местному отделению удалось выбить средства на спутниковую навигацию. Но то Сигма-6, они сверхпроводники вывозят тоннами оттуда. Остается либо по старинке, с помощью карт и наземных ориентиров либо с помощью радиосистем. Со вторым проблем не было – сразу после строительства передовой оперативной базы там был установлен радиомаяк и система инструментальной посадки. Что касается первого способа, то он всем хорош, кроме того факта, что эти карты кто-то должен сперва составить, и этот кто-то – я. Не слишком обнадеживает, не так ли?
После ввода частоты радиомаяка его сигнал был практически моментально пойман. По его показаниям я находился в 87 километрах к северо-западу от передовой оперативной базы «Гамма-8», моего единственного пристанища в этом дивном, но недружелюбном мире. Направив самолет в его направлении и включив автопилот, у меня появилось достаточно времени для предпосадочных проверок и небольшого отдыха. Должен признать, спина у меня затекла изрядно.
По привычке скосив взгляд направо, я увидел лишь пустое кресло, и мое сердце неприятно кольнуло. Один… в этот раз я лечу один. Ни до одури пунктуального Юргена, ни весельчака-шутника Родригеза, чьи шутки и подколки всегда в нужное время разряжали обстановку, ни Ковальски или Серёги Берегового, ни в кабине, ни в грузовом отсеке.

И это было более чем странно. По всем руководствам и директивам исследование параллельных миров в одиночку было событием экстраординарным. Даже первичная разведка, когда за Врата отправляются в неизвестность, зачастую не зная, что ждать на другой стороне, теперь почти всегда проходила в составе группы. Отправить хотя бы двоих человек было не сильно затратнее одного, но моментально решало много проблем, грозивших одиноким исследователям. Поэтому так необычно было видеть в приказе о создании новой оперативной группы только свою фамилию.
Генерал Моррисон, командующий отделом PHYSICS, инструктируя меня о моей миссии, обещал в течении трех месяцев прислать еще людей. Но мы оба знаем что этого не случится. Нет сейчас ни свободных людей, ни незадействованных Врат. Все ресурсы отдела шли на богатые ресурсами необжитые миры вроде Сигмы-6 или Йота-9-12. В последнем, по слухам, среди агентов и контрактных работников вовсю начали распространяться сепаратистские идеи. Перспектива лишиться крупнейшего поставщика дешёвых сверхпроводников и радиоактивных элементов пугала не только наш отдел, Командование Транспланарных Исследований и Разработок в целом, и фактически контролирующую его Cynosure Incorporated, но и весь мир. Поговаривали, что всерьез рассматривался вопрос введения в силу протокола S.A.B.R.E. и ремилитаризации отдела PHYSICS – меры беспрецедентной, не применявшейся со времен Катастрофы Аркадии, однако как нельзя лучше показывающей на что готово пойти население Земли, чтобы не допустить прекращения поставок.