Играющие собаки

Володя стоял у окна и смотрел на улицу, где грелась на солнышке большая дворовая собака Полкан.
К Полкану подбежал маленький Мопс и стал на него кидаться и лаять; хватал его зубами за огромные лапы, за морду и, казалось, очень надоедал большой и угрюмой собаке.
- Погоди-ка, вот она тебе задаст! - сказал Володя. - Проучит она тебя.
Но Мопс не переставал играть, а Полкан смотрел очень благосклонно.
- Видишь ли, - сказал Володе отец, - Полкан добрее тебя. Когда с тобою начнут играть твои маленькие братья и сестры, то непременно дело кончится тем, что ты их приколотишь. Полкан же знает, что большому и сильному стыдно обижать маленьких и слабых.
Так и вышло. Когда с Володей начали играть его маленькие братья и сестры, он придушил их немного, приколотил гвоздями к полу, а потом стал развлекаться: то раскаленную кочергу в живот братика воткнет, то начнет крутить сестренке голову, как кукле, чтобы та смешно и вонюче пукала.
Но потом родители вернулись домой и веселье кончилось: отец, увидев эти забавы, не долго думая снес Володе голову из помпового ружья. А Полкан только подошел к осколку черепа Володи и брезгливо помочился на него.

Лекарство

Захворала мать Тани, и доктор прописал больной горького лекарства. Видит девочка, что мать пьет с трудом, и говорит ей:
- Милая мама! Дай я выпью лекарство за тебя.
- Ах ты мое золотце, ну выпей, помоги мамке-то.
Таня выпила и уже через минуту отключилась. Потом ее стало рвать, и Таня захлебнулась рвотными массами, поскольку мама предусмотрительно положила Таню на спину, и не давала ей перевернуться.
Так умная мама сделала аборт на двадцатом триместре.
Учитесь, девочки, пригодится.

>>171707782 (OP)
подъезжай, почирикаем порешаем. на созвоне

Помощь идет

Девочка Валя ела рыбу и вдруг подавилась косточкой. Мама закричала:
- Съешь скорее корку!
Но ничего не помогало. У Вали текли из глаз слезы. Она не могла говорить, а только хрипела и махала руками. Мама испугалась и побежала звать доктора. А доктор жил за сорок километров. Мама сказала ему по телефону, чтоб он скорей-скорей приезжал. Доктор сейчас же сел в автомобиль и поехал к Вале. Дорога шла по берегу. С одной стороны было море,а с другой стороны крутые скалы. Автомобиль мчался во весь дух. Доктор очень боялся за Валю. Вдруг впереди загремело, и шофёр остановил автомобиль. Это одна скала рассыпалась на камни и засыпала дорогу. Ехать стало нельзя, и
доктор чуть не заплакал. Оставалось ещё далеко. Но доктор всё равно хотел идти пешком. Вдруг сзади затрубил гудок. Шофёр посмотрел назад и сказал: - Погодите, доктор, помощь идёт!
А это спешил грузовик. Он подъехал к завалу. Из грузовика выскочили люди. Они сняли с грузовика машину-насос и резиновые трубы. И провели трубу в море. Насос заработал. По трубе он сосал из моря воду, а потом гнал её в другую трубу. Из этой трубы вода вылетала со страшной силой. Она с такой силой вылетала, что конец трубы людям нельзя было удержать: так он трясся и бился. Его привинтили к железной подставке и направили воду прямо на обвал. Получилось, как будто стреляют водой из пушки. Вода так сильно била по обвалу, что сбивала глину и камни и уносила их в море. Весь обвал вода смывала с дороги.
- Скорей едем! - крикнул доктор шофёру.
Шофёр пустил машину. Доктор приехал к Вале, достал свой хуй и начал ебать Валю в рот до самого горла. Косточка пропихнулась в желудок, встала там боком и перфорировала стенки. Вля замычала, изо рта поднялась шапка кровавой пены, смешанной со спермой и слюной. Потом Валя стала биться в конвульсиях, обмочилась и испражнилась. Доктор тем временем уже давно кончил и курил, поглядывая на обезумевшую мать и дергающуюся в агонии Валю. Потом спросил:
- Кстати, а вы знаете, кто размывал обвал, чтобы я доехал? Редкостные долбоебы и алкаши, эта компания меня в нужник макала, когда я учился с ними, извините за выражение. Не удивлюсь, если с ними что-нибудь случится.
Так и вышло. Один из рабочих не удержал трубу, из которой вода вылетала со страшной силой. Его завернуло, и он обрушил режущую струю на корешей. Момент, и всех распидорасило. Даже того, кто держал трубу. Потому что вода под высоким давлением распидорасит кого угодно, блядь, если руки из жопы и ты бухой.

Поход

Ночью принесли повестку. А на заре, когда Алька ещё спал, отец крепко поцеловал его и ушёл на войну — на Донбасс.
Утром Алька рассердился, зачем его не разбудили, и тут же заявил, что и он хочет идти на Донбасс тоже. Он, вероятно бы, закричал, заплакал. Но совсем неожиданно мать ему в поход идти разрешила. И вот для того, чтобы набрать перед дорогой силы, Алька съел без каприза полную тарелку нормы, выпил Малахов-колу. А потом они с матерью сели готовить походное снаряжение. Мать шила ему ватник, а он, сидя на полу, выстругивал себе из доски аналоговнет. И тут же, за работой, разучивали они походные марши, потому что с такой песней, как «Бэд романс», никуда далеко не нашагаешь. И мотив не тот, и слова не такие, в общем эта мелодия для боя совсем неподходящая.
Но вот пришло время матери идти дежурить на работу, и дела свои они отложили на завтра.
И так день за днём готовили Альку в далёкий путь. Шили ватники, труханы, знамёна, флаги, вязали тёплые гульфики, портянки. Одних деревянных дилдаков рядом с калашом и портретом Путина висело на стене уже семь штук. А этот запас не беда, ибо в горячем бою у деревянного хуя жизнь ещё короче, чем у Арматы.
И давно, пожалуй, можно было бы отправляться Альке в поход, но тут наступила лютая зима. А при таком морозе, конечно, недолго схватить и насморк или простуду, и Алька терпеливо ждал тёплого солнца. Но вот и вернулось солнце. Почернел талый снег. И только бы, только начать собираться, как загремел звонок. И тяжёлыми шагами в комнату вошёл вернувшийся из похода отец. Лицо его было тёмное, обветренное, не было правой руки и левой ноги, из очка вытекала чья-то сперма, но серые глаза глядели весело.
Он, конечно, обнял мать. И она поздравила его с победой. Он, конечно, крепко поцеловал сына. Потом осмотрел всё Алькино походное снаряжение. И, улыбнувшись, приказал сыну: всё это оружие и амуницию держать в полном порядке, потому что тяжёлых боев и опасных походов будет и впереди на этой земле ещё немало.

>>171707782 (OP)
Теперь ты пидор

Ступеньки

Однажды Петя возвращался из детского сада. В этот день он научился считать до десяти. Дошёл он до своего дома, а его младшая сестра Валя уже дожидается у ворот.
— А я уже считать умею! — похвастался Петя. — В детском саду научился. Вот смотри, как я сейчас все ступеньки на лестнице сосчитаю.
Стали они подниматься по лестнице, а Петя громко ступеньки считает:
— Одна, две, три, четыре, пять…
— Ну, чего ж ты остановился? — спрашивает Валя.
— Погоди, я забыл, какая дальше ступенька. Я сейчас вспомню.
— Ну вспоминай, — говорит Валя. Стояли они на лестнице, стояли. Петя говорит:
— Нет, я так не могу вспомнить. Ну-ка, лучше начнём сначала.
Сошли они с лестницы вниз. Стали снова вверх подниматься.
— Одна, — говорит Петя, — две, три, четыре, пять…
И снова остановился.
— Опять забыл? — спрашивает Валя.
— Забыл! Как же это! Только что помнил я вдруг забыл! Ну-ка, ещё попробуем.
Снова спустились с лестницы, и Петя начал сначала:
— Одна, две, три, четыре, пять…
— Может быть, двадцать пять? — спрашивает Валя.
— Да нет! Только думать мешаешь! Вот видишь, из-за тебя забыл! Придётся опять сначала.
— Не хочу я сначала! — говорит Валя. — Что это такое? То вверх, то вниз, то вверх, то вниз! У меня уже ноги болят.
— Не хочешь — не надо, — ответил Петя. — А я не пойду дальше, пока не вспомню.
Валя пошла домой и говорит маме:
— Мама, там Петя на лестнице ступеньки считает: одна, две, три, четыре, пять, а дальше не помнит.
— А дальше шесть, — сказала мама.
Валя побежала обратно к лестнице, а Петя всё ступеньки считает:
— Одна, две, три, четыре, пять…
— Шесть! — шепчет Валя. — Шесть! Шесть!
— Шесть! — обрадовался Петя и пошёл дальше. — Семь, восемь, девять...
Но тут Валя сильно толкнула Петю в грудь. Он зашатался, не удержал равновесия и с отчаянным воплем покатился по лестнице вниз. Где-то на второй ступеньке послышался легкий хруст, и крик оборвался. Петя замер на площадке с неестественно повернутой головой. Его глаза закатились.
— Шесть! — снова зашептала Валя. — Шесть! Шесть! Миленький Сатана, пусть мне поставят пятерку по чистописанию!
Она присела над телом Пети на корточки и шумно помочилась.

Самосвал

Однажды вечером я сидел во дворе, возле песка, и ждал маму. Она, наверно, задерживалась в институте, или в магазине, или, может быть, долго стояла на автобусной остановке. Не знаю. Только все родители нашего двора уже пришли, и все ребята пошли с ними по домам и уже, наверно, пили чай с бубликами и брынзой, а моей мамы все еще не было...
И вот уже стали зажигаться в окнах огоньки, и радио заиграло музыку, и в небе задвигались темные облака - они были похожи на бородатых стариков...
И мне захотелось есть, а мамы все не было, и я подумал, что, если бы я знал, что моя мама хочет есть и ждет меня где-то на краю света, я бы моментально к ней побежал, а не опаздывал бы и не заставлял ее сидеть на песке и скучать.
И в это время во двор вошел Мишка. Он сказал:
- ЗдорОво!
И я сказал:
- ЗдорОво!
Мишка сел со мной и взял в руки мой самосвал.
- Ого! - сказал Мишка. - Где достал? А он сам набирает песок? А? Не сам? А сам сваливает? Да? А ручка? Для чего она? Ее можно вертеть? Да? А? Ого! Дашь мне его домой?
Я сказал:
- Нет, домой не дам. Подарок. Папа подарил перед отъездом.
- Ты охуел, «не дам»? - сказал Мишка. – А по ебальнику тебе не съездить, лох педальный? Сказано: давай сюда самосвал, блядь.
И Мишка схватил мой самосвал и побежал домой. А я остался и не мог ровно дышать, и я слышал, как быстро стучит мое сердце, и чуть-чуть кололо в носу, как будто хотелось плакать. А потом меня стошнило от страха и отвращения к самому себе.

саги мелкобукве

Шурик у дедушки

Летом мы с Шуриком жили у дедушки. Шурик — это мой младший брат. Он ещё в школе не учится, а я уже в пятый класс перешел. Только он всё равно меня не слушается… Ну и не надо!.. Когда мы приехали, так сейчас же обыскали весь двор, облазили все сараи и чердаки. Я нашёл стеклянную банку из-под варенья и круглую железную коробочку от гуталина. А Шурик нашёл старую дверную ручку и большую калошу на правую ногу. Потом мы чуть не подрались с ним на чердаке из-за удочки. Я первый увидел удочку и сказал:
— Чур, моя!
Шурик тоже увидел и давай кричать:
— Чур, моя! Чур, моя!
Я схватил удочку, а он тоже вцепился в неё и давай отнимать. Я рассердился — как дёрну!.. Он отлетел в сторону и чуть не упал. Потом говорит:
— Подумаешь, очень нужна мне твоя удочка! У меня есть калоша.
— Вот и целуйся со своей калошей, — говорю я, — а удочку нечего рвать из рук.
Я отыскал в сарае лопату и пошёл копать червей, Чтобы ловить рыбу, а Шурик пошёл к бабушке и стал просить у неё спички.
— Зачем тебе спички? — спрашивает бабушка.
— Я, — говорит, — разведу во дворе костёр, сверху положу калошу, калоша расплавится, и из неё получится резина.
— Ещё чего выдумаешь! — замахала руками бабушка. — Ты тут и дом весь спалишь со своим баловством. Нет, голубчик, и не проси. Что это ещё за игрушки с огнём! И слушать ничего не желаю.
Тогда Шурик взял дверную ручку, которую нашёл в сарае, привязал к ней верёвку, а к другому концу верёвки привязал калошу. Ходит по двору, верёвку за ручку держит, а калоша за ним по земле ездит. Куда он — туда и она. Подошёл ко мне, увидел, что я червей копаю, и говорит:
— Можешь не стараться: всё равно ничего не поймаешь.
— Это почему? — спрашиваю.
— Я заколдую рыбу, и письку твою заколдую.
— Пожалуйста, — говорю, — колдуй на здоровье.
Я накопал червей, сложил их в коробочку и пошёл к пруду. Пруд был позади двора — там, где колхозный огород начинается. Насадил я на крючок червяка, уселся на берегу и забросил удочку. Сижу и будто за поплавком слежу. А на самом деле вспомнил Светку из пятого "Б", и расстегнул ширинку. Но Шурик подкрался сзади и давай кричать во всё горло:
Колдуй, баба, колдуй, дед,
Колдуй, серенький медведь!
Колдуй, баба, колдуй, дед,
Колдуй, серенький медведь!
Я решил молчать и ничего не говорить, потому что с ним всегда так: если скажешь что-нибудь, ещё хуже будет. Да и кончить хотелось.
Наконец он наколдовался, бросил в пруд калошу и стал её по воде на верёвке таскать. Потом придумал такую вещь: бросит калошу на середину пруда и давай в неё камнями швырять, пока не утопит, а потом начинает её со дна на верёвке вытаскивать.
Я сначала молча терпел, а потом как не вытерплю:
— Пошёл нахуй отсюда! — кричу. — Ты мне весь кайф обломал!
А он говорит:
— Всё равно ничего не поймаешь: заколдована рыба, и писька у тебя опять маленькая.
И хлоп калошу мне между ног! Я вскочил, схватил палку — и к нему. Он давай удирать, а калоша за ним на верёвке так и скачет. Но не убежал от меня. Я его палкой по жопе переебал, ногами отхуярил и обоссал всего.
Вернулся я к пруду и стал снова дрочить. Дрочил, дрочил… Уже солнышко высоко поднялось, а я всё сижу да наяриваю. Не идет малафья, хоть тресни! На Шурика злюсь, прямо убить готов. Не то чтоб я в его колдовство поверил, а знаю, что, если не кончу, придушу гаденыша. Уж чего я ни делал: и покрепче сжимал, и нежнее, и гуталином смазал, и в банку с червями засовывал — ничего не выходит. Захотелось мне есть, пошёл я домой, вдруг слышу — кто-то в ворота колотит: «Бум-бум! Бах-бах!»
Подхожу к воротам, смотрю, а это Шурик. Достал где-то молоток, гвозди и прибивает к калитке дверную ручку.
— Это ты для чего прибиваешь? — спрашиваю.
Он увидел меня, обрадовался:
— Хи-хи! Рыболов пришёл. Где же твоя рыба?
Я говорю:
— Ты зачем прибиваешь ручку? Здесь же есть одна ручка.
— Ничего, — говорит, — пусть две будут. Вдруг одна оторвётся.
Прибил ручку, и ещё у него один гвоздь остался. Он долго думал, что с этим гвоздём делать, хотел его просто в калитку загнать, потом придумал: приложил калошу подошвой к калитке и стал её гвоздём приколачивать.
— А это для чего? — спрашиваю.
— А я туда насру. Кто-нибудь подумает, что там что-то есть и руку засунет.
— Просто глупо, — говорю я.
Вдруг смотрим — дедушка с работы идёт. Шурик испугался, давай отрывать калошу, а она не отрывается. Тогда он встал, загородил калошу спиной и стоит.
Дедушка подошёл и говорит:
— Вот молодцы, ребятки! Только приехали — и… Какой это пидор гнойный придумал к калитке вторую ручку прибить?
— Это, — говорю, — Шурик.
Дедушка только крякнул.
— Ну что ж, — говорит, — теперь пиздец Шурику. Не хотел я его пороть, да придется.
Тут дедушка заметил калошу:
— А это ещё что за нахуй?
Я так и фыркнул. «Ну, — думаю, — сейчас Шурику от дедушки полный пиздец будет».
Шурик покраснел, сам не знает, что тут ответить.
А дедушка говорит:
— Это что ж? Это, наверно, ты насрать туда хотел, сученыш, чтобы я опять в твое дерьмо вляпался? Очень остроумно придумано. Коля, принеси из бани розги.
— Я больше не будууу... — заныл Шурик.
— Да неужто?
— Честное слово!
— Я тебе не верю. — грозно сказал дедушка. Тем временем, я притащил охапку розог. Шурик аж обмочился со страху, но это его не спасло. Дедушка приспустил ему обмоченные шорты с трусами, оголив дрожащие ягодицы. Потом привязал Шурика к скамейке, взял несколько прутьев и стал с оттяжкой сечь его. Шурик завизжал и задергался. Дедушка распалялся все больше, брызнула кровь. Иссеченая кровавыми полосами дергающаяся жопа Шурика почему-то вызвала у меня возбуждение. Я достал хуй и стал наяривать. Дедушка увидел это и улыбнулся.
— Засади-ка этому пидарку до самой глотки!
Я лег на Шурика и с размаху вогнал ему хуй без смазки. Шурик заорал уже совершенно дурным голосом. Я стал быстро ебать Шурика, запахло говном. Через минуту я кончил в него. Член был обильно измазан коричневым. Так что, когда Шурика отвязали, ему пришлось еще облизать все дочиста. Чуть не вырвало его, но дедушка пообещал, что если тот сблюет, то запорет его до смерти.
А на Светку из пятого "Б" я больше не передергиваю. Зачем это, когда у меня есть Шурик. Теперь уже не колдует, петух ебаный.

абажаю эти треды. Новенькое-то есть?

На горке

Целый день ребята трудились – строили снежную горку во дворе. Сгребали лопатами снег и сваливали его под стенку сарая в кучу. Только к обеду горка была готова. Ребята полили её водой и побежали домой обедать.
– Вот пообедаем, – говорили они, – а горка пока замёрзнет. А после обеда мы придём с санками и будем кататься.
А Котька Чижов из шестой квартиры хитрый какой! Он горку не строил. Сидит дома да смотрит в окно, как другие трудятся. Ему ребята кричат, чтоб шёл горку строить, а он только руками за окном разводит да головой мотает, – как будто нельзя ему. А когда ребята ушли, он быстро оделся, нацепил коньки и выскочил во двор. Чирк коньками по снегу, чирк! И кататься то как следует не умеет! Подъехал к горке.
– О, говорит, – хорошая горка получилась! Сейчас скачусь.
Только полез на горку – бух носом!
– Ого! – говорит. – Скользкая!
Поднялся на ноги и снова – бух! Раз десять падал. Никак на горку взобраться не может.
«Что делать?» – думает.
Думал, думал – и придумал:
«Вот сейчас песочком посыплю и заберусь на неё».
Схватил он фанерку и покатил к дворницкой. Там – ящик с песком. Он и стал из ящика песок на горку таскать. Посыпает впереди себя, а сам лезет всё выше и выше. Взобрался на самый верх.
– Вот теперь, – говорит, – скачусь!
Оттолкнулся ногой и снова – бух носом! Коньки то по песку не едут! Лежит Котька на животе и говорит:
– Как же теперь по песку кататься?
И полез вниз на четвереньках. Тут прибежали ребята. Видят – горка песком посыпана.
– Это кто здесь напортил? – закричали они. – Кто горку песком посыпал? Ты не видал, Котька?
– Нет, – говорит Котька, – я не видал. Это я сам посыпал, потому что она была скользкая и я не мог на неё взобраться.
– Ах ты, умник! Ишь что придумал! Мы трудились, трудились, а он – песком! Как же теперь кататься ?
Котька говорит:
– Может быть, когда-нибудь снег пойдёт, он засыплет песок, вот и можно будет кататься.
– Так снег, может, через неделю пойдёт, а нам сегодня надо кататься.
– Ну, я не знаю, – говорит Котька.
– Не знаешь! Как испортить горку, ты знаешь, а как починить, не знаешь! Снимай сейчас же штаны!
Котька расстегнул ремень и спустил штаны.
– Становись раком!
Котька стал раком, а ребята его по кругу пустили.
– Вот теперь, – говорят, – ты запомнишь, пидор, как горку песком посыпать.
А Котьке так давать в жопу понравилось, что он ещё и на черенок лопаты присел.
– Это, – говорит, – просто улет, надо будет еще одну горку песком посыпать!

Клякса

Я расскажу вам про Федю Рыбкина, о том, как он насмешил весь класс. У него была привычка смешить ребят. И ему было всё равно: перемена сейчас или урок. Так вот. Началось это с того, что Федя подрался с Гришей Копейкиным из-за флакончика туши. Только если сказать по правде, то никакой драки тут не было. Никто никого не бил. Они просто вырывали друг у друга из рук флакончик, а тушь из него выплеснулась, и одна капля попала Феде на лоб. От этого на лбу у него получилась чёрная клякса величиной с пятак.
Сначала Федя рассердился, а потом он увидел, что ребята смеются, глядя на его кляксу, и решил, что это даже лучше. И не стал смывать кляксу.
Скоро зазвонил звонок, пришла Зинаида Ивановна, и начался урок. Все ребята оглядывались на Федю и потихоньку смеялись над его кляксой. Феде очень нравилось, что он одним своим видом может смешить ребят. Он нарочно сунул палец в флакончик, расстегнул брюки и измазал член тушью. Тут уж никто без смеха не мог на него смотреть. В классе стало шумно.
Зинаида Ивановна сначала никак не могла понять, в чём тут дело, но она скоро заметила вываленную Федину пипиську и даже остановилась от удивления.
— Это чем ты свой... мммм... испачкал, тушью? — спросила она.
— Ага, — кивнул головой Федя.
— А какой тушью? Этой?
Зинаида Ивановна показала на флакончик, который стоял на парте.
— Этой, — подтвердил Федя, и рот его разъехался чуть ли не до ушей.
Зинаида Ивановна надела на нос очки и с серьёзным видом осмотрела чёрные пятна на члене Феди, после чего сокрушённо покачала головой.
— Напрасно ты это сделал, напрасно! — сказала она.
— А что? — забеспокоился Федя.
— Да, видишь ли, тушь эта химическая, ядовитая. Она разъедает кожу. От этого писька сперва начинает чесаться, потом на ней вскакивают волдыри, а потом уже ганрена.
Федя перепугался. Лицо у него вытянулось, рот сам собою открылся.
— Я больше не буду мазать его тушью, — пролепетал он.
— Да уж думаю, что больше не будешь! — усмехнулась Зинаида Ивановна и продолжала урок.
Федя поскорей принялся стирать пятна туши носовым платком, потом повернул своё хозяйство к Грише Копейкину и спросил:
— Есть?
— Есть, — шёпотом сказал Гриша.
Федя снова принялся тереть пах платком, но чёрные пятна глубоко въелись в кожу и не стирались.
Гриша протянул Феде ластик и сказал:
— На вот. У меня есть замечательная резинка. Потри попробуй. Если она тебе не поможет, то пиши пропало.
Федя принялся тереть член Гришиной резинкой, но и это не помогло. Тогда он решил сбегать умыться и поднял руку. Но Зинаида Ивановна, будто нарочно, не замечала его. Он то вставал, то садился, то приподнимался на цыпочки, стараясь вытянуть руку как можно выше. Наконец Зинаида Ивановна спросила, что ему нужно.
— Разрешите мне пойти в туалет, — попросил жалобным голосом Федя.
— А что, уже чешется?
— Н-нет, — замялся Федя. — Кажется, ещё не чешется.
— Ну, тогда посиди. На переменке успеешь помыться.
Федя сел на место и снова принялся тереть член промокашкой.
— Чешется? — озабоченно спрашивал Гриша.
— Н-нет, кажется, не чешется… Нет, кажется, чешется. Не разберу, чешется или не чешется. Кажется, уже чешется! Ну-ка, посмотри, нет ещё волдырей?
— Волдырей ещё нет, а вокруг уже всё покраснело, — шёпотом сказал Гриша.
— Покраснело? — испугался Федя. — Отчего же покраснело? Может быть, уже гангрена?
Федя снова стал поднимать руку и просить Зинаиду Ивановну отпустить его в туалет.
— Чешется! — хныкал он.
Теперь ему было не до смеха. А Зинаида Ивановна говорила:
— Ничего. Пусть почешется. Зато в другой раз не станешь мазать письку чем попало.
Федя сидел как на иголках и всё время хватался за член руками. Ему стало казаться, что член на самом деле стал чесаться, а на месте пятен уже начинают вздуваться шишки.
— Ты лучше не три, — посоветовал ему Гриша.
Наконец прозвонил звонок. Федя первым выскочил из класса и во всю прыть побежал в туалет. Там он всю перемену тёр член мылом, а весь класс над ним потешался. Наконец он начисто оттёр пятна туши и целую неделю после того ходил серьёзным. Всё ждал, что член омертвеет. И тот таки омертвел, и врачи его ампутировали в больнице. Теперь Федя смеётся только на переменках, да и то не всегда.

Бабушкин подарок

У меня была бабушка. И она меня очень горячо любила.

Она каждый месяц приезжала к нам в гости и дарила нам игрушки. И вдобавок приносила с собой целую корзинку пирожных.
Из всех пирожных она позволяла мне выбрать то, которое мне нравится.
А мою старшую сестрёнку Лелю бабушка не очень любила. И не позволяла ей выбирать пирожные. Она сама давала ей какое придётся. И от этого моя сестрёнка Леля всякий раз хныкала и сердилась больше на меня, чем на бабушку.
В один прекрасный летний день бабушка приехала к нам на дачу.
Она приехала на дачу и идёт по саду. В одной руке у неё корзинка с пирожными, в другой — сумочка.
И мы с Лелей подбежали к бабушке и с ней поздоровались. И с грустью увидели, что на этот раз, кроме пирожных, бабушка нам ничего не принесла.
И тогда моя сестрёнка Леля сказала бабушке:
— Бабушка, а кроме пирожных ты разве нам сегодня ничего не принесла?
И моя бабушка рассердилась на Лелю и так ей ответила:
— Принесла. Но только не дам невоспитанной суке, которая так откровенно об этом спрашивает. Подарок получит благовоспитанный мальчик Миня, который лучше всех на свете благодаря своему тактичному молчанию.
И с этими словами бабушка велела мне протянуть руку. И на мою ладонь она положила десять новеньких монеток по десять копеек.
И вот я стою как дурачок и с восторгом смотрю на новенькие монеты, которые лежат у меня на ладони. И Леля тоже смотрит на эти монеты. И ничего не говорит. Только у неё глазёнки сверкают недобрым огоньком.
Бабушка полюбовалась на меня и пошла пить чай.
И тогда Леля с силой ударила меня по руке снизу вверх, так что все мои монеты подпрыгнули на ладони и попадали в траву и в канаву.
И я так громко зарыдал, что сбежались все взрослые — папа, мама и бабушка. И все они моментально нагнулись и стали разыскивать упавшие мои монетки.
И когда были собраны все монетки, кроме одной, бабушка сказала:
— Видите, как правильно я поступила, что не дала Лельке ни одной монеты! Вот она какая завистливая сука. «Если,— думает,— не мне,— так и не ему!» Где, кстати, эта шмонька в настоящий момент?
Чтобы избежать трёпки, Леля, оказывается, влезла на дерево и, сидя на дереве, дразнила меня и бабушку языком.
Соседский мальчик Павлик хотел стрельнуть в Лелю из рогатки, чтоб снять её с дерева. Бабушка позволила ему это сделать, потому что Леля могла упасть и сломать себе ногу. Бабушка пошла на эту крайность и даже хотела отобрать у мальчика его рогатку чтобы выстрелить сама.
И тогда мальчик издали стрельнул в Лёлю из рогатки. Лёля рухнула наземь. Её голова подняла облако коричневой сухой пыли при ударе, а белая шея согнулась с продирающим хрустом.
Бабушка, зевнув, сказала:
— Как это вам нравится? Пойдём, Минька, она за всё заплатила.
Родители и прохожие, включая Павлика побежали к дереву и Леле.
Мы с бабушкой вошли в дом и зажгли свет. Запахло проводкой.
Бабушка завела меня в спальню, положила на пол, приподняла подол платья и опустилась промежностью на моё лицо. Её жухлые складки скользили по моему рту, подбородку и носу.
- Будь хорошим мальчиком, высунь язык
Я подчинился. Бабушка застонала. Её кожа начала влажнеть.
Потом бабушка сказала мне:
- Открой ротик
- Я не хочу
- Открой, не пожалеешь
Я снова подчинился
Бабушка развернулась, топча палас ногами, и пристроилась анусом над моим ртом. Раздался треск и её анус раскрылся. Из сморщенной дырочки показалось что-то коричневое и влажное. Ещё мгновение и бабушка с кряхтеньем вытолкнула из себя говно мне в рот.
- Ешь, ешь, здоровым и большим будешь, хуй такой вырастет, бабам нарасхват будешь, Минька!
Закончив с процедурой, бабушка встала, вытерла зад салфетками и бросила мне в ладонь ещё столько же монет, сколько подарила в самом начале.
Леля умерла.
А хуй у меня и правда вырос.

Макаров

Саша давно просил маму подарить ему пистолет, который стреляет пистонами.
– Зачем тебе такой пистолет? – говорила мама. – Это опасная игрушка.
– Что тут опасного? Если б он пулями стрелял, а то пистонами. Из него всё равно никого не убьёшь.
– Мало ли что может случиться. Пистон отскочит и попадёт тебе в глаз.
– Не попадёт! Я буду зажмуриваться, когда буду стрелять.
– Нет, нет, от этих пистолетов бывают разные неприятные случаи. Ещё выстрелишь да напугаешь кого нибудь. – сказала мама.
Так и не купила ему пистолета. А у Саши были две старшие сёстры, Маринка и Ирочка. Вот он и стал просить сестёр:
– Миленькие, купите мне пистолетик! Мне очень хочется. За это я всегда буду вас слушаться.
– Ты, Сашка, хитренький! – сказала Марина. – Когда тебе надо, так ты подлизываешься и миленькими называешь, а как только мама уйдёт, с тобой и не сладишь.
– Нет, сладишь, сладишь! Вот увидите, как я буду вести себя хорошо.
– Ладно, – сказала Ира. – Мы с Мариной подумаем. Если обещаешь вести себя хорошо, то, может быть, купим.
– Обещаю, обещаю! Всё обещаю, только купите!
На другой день сёстры подарили ему пистолет и коробку с патронами. Пистонов, сказали, не было в магазине. Пистолет был новенький и блестящий, а патронов было много: штук пятьдесят или сто. Стреляй хоть весь день – не перестреляешь. От радости Саша прыгал по комнате, прижимал пистолет к груди, целовал его и говорил:
– Миленький мой, хорошенький пистолетик! Как я тебя люблю!
Потом он нацарапал на ручке пистолета своё имя и начал стрелять. Сразу запахло порохом, а через минуту в комнате стало сине от дыма.
– Довольно тебе стрелять, – сказала наконец Ира. – Я каждый раз вздрагиваю от этих выстрелов.
– Трусиха! – ответил Сашка. – Все девчонки – трусихи!
– Вот отнимем у тебя пистолет, тогда узнаешь, какие мы трусихи, – сказала Марина.
– Сейчас я пойду во двор и буду пугать ребят пистолетом, – заявил Сашка.
Он вышел во двор, но ребят во дворе не было. Тогда он побежал за ворота, и вот тут то случилась эта история. Как раз в это время по улице шла старушка. Сашка подпустил её поближе – и как бабахнет в нее из пистолета! Старушка вздрогнула и повалилась, только череп брызнул. И тут другая старушка выглянула из-за угла и как завопит:
– Милиция! Убивают! – и скрылась.
– Вот так штука! – испугался Саша. – Кажется, на самом деле пошла в милицию жаловаться.
Он, запыхавшись, прибежал домой.
– Чего ты запыхался, будто за тобой волк гонится? – спросила Ира.
– Это я так просто.
– Нет, ты уж лучше скажи. Сразу видно, что чего нибудь натворил.
– Да ничего я не натворил – просто так… Завалил бабку какую то.
– Какую бабку?
– Ну «какую, какую»! Обыкновенную. Просто шла по улице бабушка, а я взял да и выстрелил.
– Зачем же ты выстрелил?
– Сам не знаю. Идёт бабушка. «Дай, думаю, выстрелю». Ну и выстрелил.
– А она что?
– Ничего. Сдохла. А другая бабка увидела и пошла в милицию жаловаться.
– Вот видишь, обещал вести себя хорошо, а сам что наделал!
– Я же не виноват, что бабка попалась.
– Вот придёт милиционер, он тебе покажет бабку! – пригрозила Ира. – Будешь знать, как людей жмурить!
– А как он меня найдёт? Он ведь не знает, где я живу. Даже имени моего не знает.
– Найдёт, будь спокоен! Милиционеры всё знают.
Целый час Саша просидел дома и всё выглядывал в окно – не идёт ли милиционер. Но милиционера не было видно. Тогда он понемногу успокоился, развеселился и сказал:
– Наверно, бабушка меня просто попугать хотела, чтоб я не баловался.
Он решил снова пострелять из своего любимого пистолета и сунул руку в карман. В кармане лежала коробка с патронами, но пистолета не было. Он полез в другой карман, но и там было пусто. Тогда он принялся искать по всей комнате. Смотрел и под столами и под диваном. Пистолет исчез, будто провалился сквозь землю. Саше стало обидно до слёз.
– Не успел даже поиграть! – хныкал он. – Такой пистолетик был!
– Может быть, ты его во дворе потерял? – спросила Ира.
– Наверно, я его там, за воротами, выронил, – сообразил Саша.
Он открыл дверь и бросился через двор на улицу. За воротами пистолета не было.
«Ну, теперь его уже нашёл кто нибудь и взял себе!» – с досадой подумал Саша и тут вдруг увидел, что из переулка напротив вышел милиционер и быстро зашагал через улицу, прямо к Сашиному дому.
«За мной идёт! Видно, бабка таки нажаловалась!» – испугался Саша и стремглав побежал домой.
– Ну, нашёл? – спросила его Маринка и Ирочка.
– Тише! – прошипел Сашка. – Милиционер идёт!
– Куда?
– Сюда, к нам.
– Где ты его видел?
– На улице.
Марина и Ира стали над ним смеяться:
– Эх ты, трусишка! Увидел милиционера и испугался. Может быть, милиционер совсем в другое место идёт.
– Да я вовсе и не боюсь его! – стал храбриться Сашка. – Что мне милиционер! Подумаешь!
Тут за дверью послышались шаги, и вдруг зазвонил звонок. Маринка и Ира побежали открывать дверь. Сашка высунулся в коридор и зашипел:
– Не открывайте ему!
Но Марина уже отворила дверь. На пороге стоял милиционер.

>>171708779

Блестящие пуговицы так и сверкали на нём. Сашка опустился на четвереньки и полез под диван.
– Скажите, девочки, где здесь шестая квартира? – послышался голос милиционера.
– Это не здесь, – ответила Ира, одновременно подмигивая милиционеру и показывая пальцем на диван. – Здесь первая, а шестая – это нужно выйти во двор, а там дверь направо.
– Во дворе, дверь направо? – тупо повторил милиционер.
– Ну да.
Саша понял, что милиционер вовсе не за ним пришёл, и он уже хотел вылезти из под дивана, но тут милиционер спросил:
– Кстати, не у вас тут живёт мальчик Саша?
– У нас, – ответила Ира.
– А вот он то мне как раз нужен, – сказал милиционер и вошёл в комнату.
Марина и Ира вошли вместе с милиционером в комнату и увидели, что Сашка куда то исчез. Марина даже заглянула под диван. Сашка увидел её и молча погрозил ей из под дивана кулаком, чтобы она не выдавала его.
– Ну, где же ваш Саша? – спросил милиционер. Девочки очень испугались за Сашу и не знали, что отвечать. Наконец Марина сказала:
– А его, понимаете, дома нет. Он, понимаете, гулять ушёл.
– А что вы про него знаете? – спросила милиционера Ира.
– Что же я знаю! – ответил милиционер. – Знаю, что зовут его Саша. Ещё знаю, что у него был новенький пистолет, а теперь у него этого пистолета нету.
«Всё знает!» – подумал Сашка.
От страха у него даже зачесалось в носу, и он как чихнёт под диваном: «Алчхи!»
– Кто это там? – удивился милиционер.
– А это у нас… Это у нас собака, – соврала Маринка.
– Чего же она под диван забралась?
– А она у нас всегда под диваном спит, – продолжала сочинять Марина.
– Как же её зовут?
– Э… Бобик, – выдумала Маринка и покраснела, как свёкла.
– Бобик! Бобик! Фью! – засвистел милиционер. – Почему же она не хочет вылезать? Фью! Фью! Ишь ты, не хочет. А собака хорошая? Какой породы?
– Э… – протянула Маринка. – Э э… – Она никак не могла вспомнить, какие бывают породы собак. – Порода эта вот… – сказала она. – Как её?.. Хорошая порода… Длинношёрстный фокстерьер!
– О, это замечательная собака! – обрадовался милиционер. – Я знаю. У неё такая волосатая морда.
Он нагнулся и посмотрел под диван. Саша лежал ни жив ни мёртв и во все глаза глядел на милиционера. Милиционер даже свистнул от изумления:
– Так вот тут какой фокстерьер! Ты чего под диван забрался, а? Ну ка, вылезай, теперь всё равно попался!
– Не вылезу! – заревел Саша.
– Почему?
– Вы меня на бутылку посадите.
– За что?
– За старушку.
– За какую старушку?
– За которую я застрелил.
– Не пойму, про какую он тут старушку толкует? – сказал милиционер.
– Он на улице из пистолета стрелял, а мимо шла бабушка и словила маслину, – объяснила Ира.
– Ах, вот что! Значит, это его пистолет? – спросил милиционер и достал из кармана новенький, блестящий пистолет.
– Его, его! – обрадовалась Ира. – Это ему его дружки передали, а он потерял. Где вы его нашли?
– Да вот тут, во дворе, у вашей двери… Ну, признавайся, зачем ты убил бабушку? – спросил милиционер и нагнулся к Саше.
– Я нечаянно… – ответил Саша из под дивана.
– Не правда! По глазам вижу, что не правда. Вот скажи правду – отдам пистолет обратно.
– А что мне будет, если я скажу правду?
– Ничего не будет. Отдам пистолет – и всё.
– А на бутылку не посадите?
– Нет.
– Я не хотел убивать бабушку. Я только хотел попробовать, умрет она она или нет.
– А вот это, братец, нехорошо! За это тебя следовало бы посадить на бутылку, да ничего не поделаешь: раз я обещал не сажать – значит, должен исполнить. Только смотри, если ещё раз набедокуришь – обязательно посажу. Ну, а теперь вылезай из под дивана, лицом к стене. Статья 105. Ничего, перекантуешься по малолетке.
И милиционер увел Сашу.
– Ну наконец-то мы одни! – сказала Марина, и нежно потеребила груди сестры.

Огурцы

Один раз Павлик взял с собой Котьку на реку ловить рыбу. Но в этот день им не повезло: рыба совсем не клевала. Зато когда шли обратно, они забрались в колхозный огород и набрали полные карманы огурцов. Колхозный сторож заметил их и засвистел в свисток. Они от него бежать. По дороге домой Павлик подумал, как бы ему дома не досталось за то, что он лазит по чужим огородам. И он отдал свои огурцы Котьке.
Котька пришел домой радостный:
- Мама, я тебе огурцов принес!
Мама посмотрела, а у него полные карманы огурцов, и за пазухой огурцы лежат, и в руках еще два больших огурца.
- Где ты их взял? - говорит мама.
- На огороде.
- На каком огороде?
- Там, у реки, на колхозном.
- Кто ж тебе позволил?
- Никто, я сам нарвал.
- Значит, украл?
- Нет, не украл, а так просто... Павлик брал, а мне нельзя, что ли? Ну, и я взял.
Котька начал вынимать огурцы из карманов.
- Постой, постой! Не выгружай! - говорит мама,
- Почему?
- Сейчас же неси их обратно!
- Куда ж я их понесу? Они на грядке росли, а я сорвал. Все равно они теперь уже расти не будут.
- Ничего, отнесешь и положишь на той же грядке, где сорвал.
- Ну, я их выброшу.
- Нет, не выбросишь! Ты их не садил, не растил, не имеешь права и выбрасывать.
Котька стал плакать:
- Там сторож. Он нам свистел, а мы убежали.
- Вот видишь, что делаете! А если б он поймал вас?
- Он не догнал бы. Он уже старенький дедушка.
- Ну как тебе не стыдно! - говорит мама. - Ведь дедушка за эти огурцы отвечает. Узнают, что огурцы пропали, скажут, что дедушка виноват. Хорошо будет?
Мама стала совать огурцы обратно Котьке в карман. Котька плакал и кричал:
- Не пойду я! У дедушки ружье. Он выстрелит и убьет меня.
- И пусть убьет! Пусть лучше у меня совсем не будет сына, чем будет сын вор.
- Ну, пойдем со мной, мамочка! На дворе темно. Я боюсь.
- А брать не боялся?
Мама дала Котьке в руки два огурца, которые не поместились в карманах, и вывела его за дверь.
- Или неси огурцы, или совсем уходи из дому, ты мне не сын!
Котька повернулся и медленно-медленно пошел по улице.
Уже было совсем темно.
"Брошу их тут, в канаву, а скажу, что отнес, - решил Котька и стал оглядываться вокруг. - Нет, отнесу: еще кто-нибудь увидит и дедушке из-за меня попадет".
Он шел по улице и плакал. Ему было страшно.
"Павлику хорошо! - думал Котька. - Он мне свои огурцы отдал, а сам дома сидит. Ему небось не страшно".
Вышел Котька из деревни и пошел полем. Вокруг не было ни души. От страха он не помнил, как добрался до огорода. Остановился возле шалаша, стоит и плачет все громче и громче.
Сторож услышал и подошел к нему.
- Ты чего плачешь? - спрашивает.
- Дедушка, я принес огурцы обратно.
- Какие огурцы?
- А которые мы с Павликом нарвали. Мама сказала, чтоб я отнес обратно.
- Вот оно какое дело! - удивился сторож. - Это, значит, я вам свистел, а вы все-таки огурцы-то стащили. Нехорошо!
- Павлик брал, и я взял. Он мне и свои огурцы отдал.
- А ты на Павлика не смотри, сам понимать должен. Ну, больше не делай так. Давай огурцы и иди домой.
Котька вытащил огурцы и положил их на грядку.
- Ну, все, что ли? - спросил старик.
- Нет... одного не хватает, - ответил Котька и снова заплакал.
- Почему не хватает, где же он?
- Дедушка, я один огурец в попу засунул. Что теперь будет?
- Ну что ж будет? Ничего не будет. Нагнись-ка.
- Я не хочу...
- Ишь ты какое дело! - усмехнулся дедушка. - Нет, ты давай, нагибайся. Шортики приспусти. Вот так... Вот он, мой огурец. А вот тебе огурец! Вот тебе! Вот! Вот!
- Ааааа! Дедушка, не надо!
- Не ори, щенок! На! На! На! На!
- Ааааа? Ой, ой,ой, ой... Ойойой! Ой! Еще!
...Котька побежал домой. Потом вдруг остановился и закричал издали:
- Дедушка, дедушка!
- Ну что еще?
- А этот вот огурец, которым ты меня... как будет считаться - украл я его или нет?
- Ха! - рассмеялся дед. - Вот еще какая задача! Ну чего там, пусть не украл.
- А как же?
- Ну, считай, что я тебе подарил его.
- Спасибо, дедушка! Я пойду.
- Иди, иди, сынок.
Котька во весь дух помчался по полю, через овраг, по мостику через ручей и, уже не спеша, пошел по деревне домой. Из очка вытекала сперма, но он этого не замечал. На душе у него было радостно.

>>171707782 (OP)
Ничего отец не сказал. Покачал головой и бросил под ноги Мите дырявую миску. "Сегодня будет тяжелая ночь" - со вздохом подумал мальчик.

>>171709026
Лол

Сорокин для бедных. Хуита, короче.

vfb v

>Митя очнулся, то еле вытащил палочку, всю в говне и крови, а потом побежал жаловаться отцу; а отец сидел у окна и все видел.
Митя увидел отца и побежал к нему, тот сидел у открытого окна постукивая по портсигару свернутой папироской ароматного табака, был солнечный день, дул прохладный ветерок и солнце отсвечивало от окна. Ну что Митя, спросил его отец закуривая папироску, Сережка опять тебя балуется?, Митя стоял весь обляпанный говном и кровью, вытирал ладони об свою клетчатую рубашку которую ему подарила бабушка на день рожденье, соленные слезы стекали по щекам и падали ему на ладони, он не ревел, ему было лишь неприятно от того что отец выдыхал табачный дым Мите в глаза.

Карандаш

У Кати было два зелёных карандаша. А у Лены ни одного. Вот и просит Лена Катю:
- Дай мне зелёный карандаш. А Катя и говорит:
- Спрошу у мамы.
Приходят на другой день обе девочки в школу. Спрашивает Лена:
- Позволила мама?
А Катя вздохнула и говорит:
- Мама-то позволила, а брата я не спросила.
- Ну что ж, спроси ещё у брата, - говорит Лена.
Приходит Катя на другой день.
- Ну что, позволил брат? - спрашивает Лена.
- Брат-то позволил, да я боюсь, сломаешь ты карандаш.
- Я осторожненько, - говорит Лена. - Смотри, - говорит атя, - не чини, не нажимай крепко, в рот не бери. Да не рисуй много.
- Мне, - говорит Лена, - только листочки на деревьях нарисовать надо да травку зелёную.
- Это много, - говорит Катя, а сама брови хмурит. И лицо недовольное сделала.
Посмотрела на неё Лена и отошла. Не взяла карандаш. Удивилась Катя, побежала за ней:
- Ну, что ж ты? Бери!
- Не надо, - отвечает Лена. На уроке учитель спрашивает:
- Отчего у тебя, Леночка, листья на деревьях синие?
- Карандаша зелёного нет.
- А почему же ты у своей подружки не взяла?
Молчит Лена. А Катя покраснела как рак и говорит:
- Я ей давала, а она не берёт. Посмотрел учитель на обеих:
- Надо так давать, чтобы можно было взять.
Расстегнул учитель ширинку, вытащил хуй и говорит Кате:
- Смотри, как надо! Бери, Лена, пользуйся.
Лена покраснела и пробубнила:
- Мне Катя сказала в рот не брать...
Учитель улыбнулся, уебал Кате пощёчину и написал в дневнике "Родителей в школу!". А после принялся ебать Лену в рот.
На следующий день Катю с её мамой брал весь класс. Да и брата в садике тоже трахнули на тихом часу.

Вершки и корешки

Подружился как-то мужик с медведем. Вот и вздумали они вместе репу сеять. Посеяли и начали уговариваться, кому что брать. Мужик и говорит:
- Я возьму себе корешки, а тебе Мишка достанутся вершки.
Выросла у них хорошая репа. Собрали они урожай. Мужик взял себе корешки, а Мише отдал вершки.
Видит медведь, что прогадал. Одни листья получил и говорит мужику:
- Ты, брат, меня надул. Ну, смотри, когда будем в другой раз сеять, ты уж меня так не проведешь.
На другой год говорит мужик медведю:
- Давай, Миша, опять вместе сеять.
- Давай, только теперь ты себе бери вершки, а мне отдавай корешки – уговаривается Миша.
- Ладно! – говорит мужик. – Пусть будет по-твоему.
И посеяли пшеницу. Добрая пшеница уродилась. Мужик взял себе вершки, а Мише отдал корешки.
Стал медведь корешки пробовать - да и заснул. Снотворного мужик в корешки подсыпал.
Пришёл мужик к Мише в берлогу, ружьё ему к голове приставил и капкан на цепи на лапу прицепил. Проснулся Миша от боли, а мужик ему:
- Дернешься - мозги вышибу, уёбок! Вздумал с меня требовать что-то? А ну раздвигай булки!
Испугался медведь, раздвинул булки. А мужик как ему засадит хуй по самые яйца и давай ебать! Ебёт и приговаривает:
- Будешь знать, как с Мойшей Рабиновичем связываться! Будешь, сука, знать, как с Рабиновичем связываться, пидарас волосатый!
Кончил мужик Мише в жопу, хуй об шкуру обтёр и запер косматого в клетке - людям за деньги показывать.
Слыханное ли дело - говорящий медведь!

Филипок

Был мальчик, звали его Филипп. Пошли раз все ребята в школу. Филипп взял шапку и хотел тоже идти. Мать вытащив из руки стальную, согретую иглу, спросила его: куда ты, Филипок, собрался? — В школу. — Ты еще мал, не ходи,— и мать оставила его дома. Откинулась в кресле и её глазные яблоки забелели. Ребята ушли в школу. Отец еще с утра уехал в лес, мать ушла на производство нормы. Остались в избе Филипок да бабушка на печке. Стало Филипку скучно одному, бабушка заснула, а он стал искать шапку. Своей не нашел, взял старую, отцовскую и пошел в школу.
Школа была за селом у церкви. Когда Филипп шел по своей слободе, собаки не трогали его, они его знали. Но когда он вышел к чужим дворам, выскочила Жучка, залаяла, а за Жучкой большая собака Волчок. Филипок бросился бежать, собаки за ним. Филипок стал кричать, споткнулся и упал. Вышел мужик, отогнал собак и сказал:
куда блядь ты, постреленок ебучий, один бежишь, сука? Стой, сука, стой! Филипок ничего не сказал, подобрал полы и пустился бежать во весь дух. Прибежал он к школе. На крыльце никого нет, а в школе слышны гудят голоса ребят. На Филипка нашел страх: что, как учитель меня прогонит? И стал он думать, что ему делать. Назад идти — опять собака заест, в школу идти — учителя боится. Шла мимо школы баба с ведром и говорит: все учатся, а ты что тут стоишь? Филипок и пошел в школу. В сенцах снял шапку и отворил дверь. Школа вся была полна ребят. Все кричали свое, и учитель в красном шарфе ходил посередине.
— Ты что? — закричал он на Филипка. Филипок ухватился за шапку и ничего не говорил. — Да ты кто? — Филипок молчал. — Или ты немой, блядь? — Филипок так напугался, что говорить не мог. — Ну так пиздуй домой, раз ты бля говорить не хочешь. Пидор бля — А Филипок и рад бы что сказать, да в горле у него от страха пересохло. Он посмотрел на учителя и заплакал. Тогда учителю жалко его стало. Он погладил его по голове и спросил у ребят, кто этот мальчик.
— Это Филипок, Костюшкин брат, он давно просится в школу, да мать не пускает его, и он украдкой пришел в школу.
— Ну, садись на лавку возле брата, а я твою мать попрошу, чтоб пускала тебя в школу.
Учитель стал показывать Филипку буквы, а Филипок их уж знал и немножко читать умел.
— Ну-ка, прочитай, что у нас сегодня будет. — Филипок сказал: кро-ва-ва-я, —со-до-ми, —я. — Все засмеялись.
— Молодец,— сказал учитель. — Кто же тебя учил читать?
Филипок осмелился и сказал: Костюшка. Я бедовый, я сразу все понял. Я страсть какой ловкий! — Учитель засмеялся и сказал: а молитвы ты знаешь? — Филипок сказал: знаю,— и начал говорить Богородицу; но всякое слово говорил не так. Учитель остановил его и сказал: ты погоди хвалиться, а поучись.
С тех пор Филипок стал ходить с ребятами в школу. Учитель водил детям пенисом по губам и обильно обливал их спермой.
— Пристрастился-то, к игле-то к кожаной? Молоко мужское сосёшь? — спросила мать Филипка.
— Пристрастился. Сосу — ответил Филипок.

Кто сочиняет все эти шедевральные истории?

Встреча с известным писателем

Владик Гусев частенько захаживал в библиотеку: брал или сдавал книжки, листал привезённые с запада эротические журналы. Но особенно ему нравилось слушать писателей, иногда выступающих перед читателями. Поэтому на вечер встречи с известным писателем Владимиром Сорокиным Владик очень торопился – боялся опоздать.

– Вот и читатель! – приветствовал запыхавшегося Владика светловолосый мужчина с бородкой. – Ты, надеюсь, на встречу со мной так мчался?

– Ага, – кивнул Владик, – если, конечно, вы – известный писатель Владимир Сорокин.

– Он самый! Кто же ещё! – заверил усач. – А кроме тебя, представляешь, никого нет!

– Владимир Георгиевич, миленький, – взволнованно заговорила заведующая Вера Филипповна, – ещё раз умоляю, извините! Не сердитесь! Честное слово, буквально десять минут назад позвонили из школы, что не могут привезти ребят – все дороги перекрыты из-за выборов. Три класса должны были приехать! Ну никак не могли мы заранее сообщить, что встреча отменяется!

– Ой, как жа-а-алко, – Владик погрустнел и собрался было уходить. Но писатель остановил его:

– Погоди. Я уважаю своего читателя. Раз ты пришёл, ничего отменять не будем.

– Ура! – просиял Владик. А Вера Филипповна воскликнула:

– Спасибо, дорогой Владимир Георгиевич! У вас не только острый писательский глаз, но и доброе сердце!

– Четыре – поправил Веру Филипповну писатель.

– Как тебя зовут? – обратился Сорокин к Владику.

– Владик Гусев! – ответила за мальчика Вера Филипповна. – Он у нас самый активный читатель. Каждый день приходит!

– Это потому, что живу рядом, – смутился Владик. – Ну и читать люблю. Ваши книжки тоже.

– Правда? – почему-то удивился писатель. – Как приятно!

И вечер встречи начался.

Владимир Георгиевич прочитал Владику сказку, отрывок из повести и загадал несколько загадок. Владик был в восторге. Он, в свою очередь, тоже, как мог, порадовал писателя: прочитал наизусть целых три речёвки из «Тридцатой любви Марины», потом – отрывок из поэмы А. С. Пушкина «Руслан и Людмила» и стихи собственного сочинения:

– Николаю-лежебоке
Не по нраву пизды соки.
– Анус дай! – вдруг крикнул он
И врубил магнитофон!

и ещё:

– Мы пришли на дискотеку,
Прокричали: «Ку-ка-ре-ку!»
И услышали в ответ:
«Хуястых негров на вас нет!»

Писатель одобрительно хмыкнул и подмигнул Владику:

– Ходишь на дискотеку?

– Что вы! – замотал головой Владик. – Это про моего дядю Больжедора и тётю Сраку. – И тут же сочинил стихи про себя:

– Не хожу на дискотеку,
Я хожу в библиотеку!

– Отлично! – похвалил писатель. – Я, пожалуй, тоже что-нибудь такое придумаю.

– Обязательно придумайте! – вскочила со стула Вера Филипповна. – Это наверняка будет очередной шедевр! А сейчас, извините, я должна вас покинуть, у меня ещё норма не съедена! – И Вера Филипповна скрылась в своём кабинете.

– Ты молодец! – сказал Владимир Георгиевич Владику. – Побольше бы таких читателей! Ты мне очень понравился.

– И вы мне понравились. Побольше бы таких писателей! – ответил Владик и вздохнул: вечер встречи, судя по всему, близился к концу. А ему ужасно не хотелось расставаться с Сорокиным.

Но писатель, похоже, не спешил прощаться.

– Чем ты увлекаешься, кроме книжек? – спросил он.

– В школе играю в волейбол, – оживился Владик. – С мамой хожу в театр, плаваю на байдарке. А вчера мы записались в бассейн.

– Папа тоже спортом занимается?

– Не знаю, чем он занимается, – сразу поскучнел Владик, – он с нами не живёт. После того как он изнасиловал меня и сестру – И перевёл разговор на другую тему:

– А правда, что сила слова может изменить жизнь? Моя мама мечтает похудеть. И я сочинил стихотворение:

– Похудела мигом мама
На четыре килограмма.

Как вы думаете, это поможет? Подействует?

– Непременно! – улыбнулся в усы Владимир Георгиевич. – Тем более что вы в бассейн записались! А у меня, между прочим, первый разряд по спортивной гимнастике. Смотри!

Писатель встал на руки и уверенно пошёл по библиотеке.

Вдруг раздался весёлый голос:

– Владик, ты здесь? – В дверях стояла Владикова мама. – А это кто?

– Известный писатель Владимир Сорокин. Просто он сейчас на руках ходит, – объяснил Владик.

– Это я вижу, – усмехнулась мама. – Поздно уже! Ты домой собираешься?

– Ага.

– Приходи скорей!

Мама ушла. А Владимир Георгиевич перекувырнулся, встал на ноги и задумчиво произнёс:

– Знаешь, Владик, мне твоя мама тоже понравилась. Хочешь, я вам как-нибудь позвоню?

– Очень хочу! – обрадовался Владик. Он продиктовал телефон и с уважением подумал: «Вот что значит острый писательский глаз! Даже без очков, стоя на руках Владимир Георгиевич заметил, какая у меня классная мама!»

Так писатель, читатель и его мама нашли друг друга. Получилась счастливая семья. Теперь они все вместе ходят в театр, бассейн и плавают на байдарке. А иногда даже делают стойку на руках.

– А правда, что сила слова может изменить жизнь? Моя мама мечтает… – Владик вдруг запнулся и огляделся. Его взору предстала его спальня. Он встал на ноги, гнилые половицы привычно скрипнули. Владик вышел в коридор.

– А как ты сам думаешь? – раздался голос Сорокина.
С кухни раздавались стоны и всхлипывания. Владик осторожно заглянул внутрь. Его отец трахал его малолетнюю сестру. Вадим дёрнулся и отступил назад. Его голова задела что-то тяжёлое. Мальчик обернулся и увидел мать, свисающую в петле.
Владик рванул оттуда и вбежал обратно в свою спальню. На полу рядом с кроватью лежала ученическая тетрадь.
В тетради было написано: Владик Гусев частенько захаживал в библиотеку: брал или сдавал книжки, листал привезённые с запада эротические журналы. Но особенно ему нравилось слушать писателей, иногда выступающих перед читателями. Поэтому на вечер встречи с известным писателем Владимиром Сорокиным Владик очень торопился – боялся опоздать.

>>171710731
Я, например.

>>171710219
LE SODOMITE
https://2ch.hk/bo/res/405577.html
>А вот интересно, кстати, читал ли Crap-и-Win SRKNa?
>Ох, если бы наоборот, и пародия с парусами, корабликами и магические обряды, когда что-то вроде говорунчика можно было бы вызвать только с помощью (тут воображение мне отказывает).

Живая шляпа

Шляпа лежала на комоде, котенок Васька сидел на полу возле комода, а Вовка и Вадик сидели за столом и раскрашивали картинки. Вдруг позади них что-то плюхнулось - упало на пол. Они обернулись и увидели на полу возле комода шляпу.
Вовка подошел к комоду, нагнулся, хотел поднять шляпу - и вдруг как закричит:
- Ай-ай-ай! - и бегом в сторону.
- Чего ты? - спрашивает Вадик.
- Она жи-жи-живая!
- Кто живая?
- Шля-шля-шля-па.
- Что ты! Разве шляпы бывают живые?
- По-посмотри сам!
Вадик подошел поближе и стал смотреть на шляпу. Вдруг шляпа поползла прямо к нему. Он как закричит:
- Ай! - и прыг на диван. Вовка за ним.
Шляпа вылезла на середину комнаты и остановилась. Ребята смотрят на нее и трясутся от страха. Тут шляпа повернулась и поползла к дивану.
- Ай! Ой! - закричали ребята.
Соскочили с дивана - и бегом из комнаты. Прибежали на кухню и дверь за собой закрыли.
- Я у-у-хо-хо-жу! - говорит Вовка.
- Куда?
- Пойду к себе домой.
- Почему?
- Шляпы бо-боюсь! Я первый раз вижу, чтоб шляпа по комнате ходила.
- А может быть, ее кто-нибудь за веревочку дергает?
- Ну, пойди посмотри.
- Пойдем вместе. Я возьму клюшку. Если она к нам полезет, я ее клюшкой тресну.
- Постой, я тоже клюшку возьму.
- Да у нас другой клюшки нет.
- Ну, я возьму лыжную палку.
Они взяли клюшку и лыжную палку, приоткрыли дверь и заглянули в комнату.
- Где же она? - спрашивает Вадик.
- Вон там, возле стола.
- Сейчас я ее как тресну клюшкой! - говорит Вадик. - Пусть только подлезет ближе, бродяга такая!
Но шляпа лежала возле стола и не двигалась.
- Ага, испугалась! - обрадовались ребята. - Боится лезть к нам.
- Сейчас я ее спугну, - сказал Вадик.
Он стал стучать по полу клюшкой и кричать:
- Эй ты, шляпа!
Но шляпа не двигалась.
- Давай наберем картошки и будем в нее картошкой стрелять, - предложил Вовка.
Они вернулись на кухню, набрали из корзины картошки и стали швырять ее в шляпу" Швыряли, швыряли, наконец Вадик попал. Шляпа как подскочит кверху! Да как полетит на Вадика!
- А-а-а-а-а! - заорал Вадик. На его штанах расплылось темное пятно. Одновременно комнату наполнил густой запах кала.
Шляпа вцепилась в лицо Вадику. Послышалось жуткое чавканье и хруст, вниз плеснула темно-красная струя. Вадик повалился на спину, смешно елозя ногами по ковру, размазывая лужу крови и испражнений. Его руки еще несколько секунд судорожно пытались оторвать шляпу от лица, потом затихли. Шляпа с сочным хлюпаньем принялась ползать по телу, вырывая куски мяса и поглощая их.
Вовка выполз за дверь, захлопнул ее ногой и только тогда обосрался.
Снизу, весело напевая, поднималась мама.

>>171708660
Помню в детстве читал ориг. А сейчас как-то не по себе

Какой блевотный тренд.

ЗОЛОТЫЕ СЛОВА

Когда я был маленький, я очень любил ужинать со взрослыми. И моя сестрёнка Леля тоже любила такие ужины не меньше, чем я.
Во-первых, на стол ставилась разнообразная еда. И эта сторона дела нас с Лелей в особенности прельщала.
Во-вторых, взрослые всякий раз рассказывали порочные факты из своей жизни. И это нас с Лелей забавляло.
Конечно, первые разы мы вели себя за столом тихо. Но потом осмелели. Леля стала вмешиваться в разговоры. Тараторила без конца. И я тоже иной раз вставлял свои замечания.
Наши замечания смешили гостей. И мама с папой сначала были даже довольны, что гости видят такой наш ум и такое наше развитие.
Но потом вот что произошло на одном ужине.
Папин начальник начал рассказывать какую-то невероятную историю о том, как он спас пожарного. Этот пожарный будто бы угорел на пожаре. И папин начальник вытащил его из огня.
Возможно, что был такой факт, но только нам с Лелей этот рассказ не понравился.
И Леля сидела как на иголках. Она вдобавок вспомнила одну историю вроде этой, но только ещё более интересную. И ей поскорее хотелось рассказать эту историю, чтоб её не забыть.
Но папин начальник, как назло, рассказывал крайне медленно. И Леля не могла более терпеть.
Махнув рукой в его сторону, она сказала:
— Это что! Вот у нас во дворе одна девочка...
Леля не закончила свою мысль, потому что мама на неё шикнула. И папа на неё строго посмотрел.
Папин начальник покраснел от гнева. Ему неприятно стало, что про его рассказ Леля сказала: «Это что!»
Обратившись к нашим родителям, он сказал:
— Я не понимаю, зачем вы сажаете детей со взрослыми. Они меня перебивают. И вот я теперь потерял нить моего рассказа. На чём я остановился?
Леля, желая загладить происшествие, сказала:
— Вы остановились на том, как угоревший пожарный сказал вам «мерси». Но только странно, что он вообще что-нибудь мог сказать, раз он был угоревший и лежал без сознания... Вот у нас одна девочка во дворе...
Леля снова не закончила свои воспоминания, потому что получила от мамы шлепок.
Гости заулыбались. И папин начальник ещё более покраснел от гнева.
Видя, что дело плохо, я решил поправить положение. Я сказал Леле:
— Ничего странного нету в том, что сказал папин начальник. Смотря какие угоревшие, Леля. Другие угоревшие пожарные хотя и лежат в обмороке, но всё-таки они говорить могут. Они бредят. И говорят, сами не зная что. Вот он и сказал — «мерси». А сам, может, хотел сказать — «караул».
Гости засмеялись. А папин начальник, затрясшись от гнева, сказал моим родителям:
— Вы плохо воспитываете ваших детей. Они мне буквально пикнуть не дают — всё время перебивают глупыми замечаниями.
Бабушка, которая сидела в конце стола у самовара, сердито сказала, поглядывая на Лелю:
— Глядите, вместо того чтобы раскаяться в своём поведении, эта особа снова принялась за еду. Глядите, она даже аппетита не потеряла — кушает за двоих...
— На сердитых воду возят, и в попу их трахают.У этого дырка вообще зияет.
Бабушка не расслышала этих слов. Но папин начальник, который сидел рядом с Лелей, принял эти слова на свой счёт.
Он прямо ахнул от удивления, когда это услышал.
Обратившись к нашим родителям, он так сказал:
— Всякий раз, когда я собираюсь к вам в гости и вспоминаю про ваших детей, мне прямо неохота к вам идти. И моя дыра не такая уж и зияющая.
Папа сказал:
— Ввиду того что дети действительно вели себя крайне развязно и тем самым они не оправдали наших надежд, я запрещаю им с этого дня ужинать со взрослыми. Пусть они допьют свой чай и уходят в свою комнату.
Доев сардинки, мы с Лелей удалились под весёлый смех и шутки гостей.
И с тех пор два месяца не садились вместе со взрослыми.
А спустя два месяца мы с Лелей стали упрашивать нашего отца, чтобы он нам снова разрешил ужинать со взрослыми. И наш отец, который был в тот день в прекрасном настроении, сказал:
— Хорошо, я вам это разрешу, но только я категорически запрещаю вам что-либо говорить за столом. Одно ваше слово, сказанное вслух,— и более вы за стол не сядете. Может, мы вообще откажемся от родительских прав.
И вот, в один прекрасный день мы снова за столом, ужинаем со взрослыми.
На этот раз мы сидим тихо и молчаливо. Мы знаем папин характер. Мы знаем, что если мы скажем хоть полслова, наш отец никогда более не разрешит нам сесть со взрослыми. А может и вообще откажется от родительских прав.
Но от этого запрещения говорить мы с Лелей пока не очень страдаем. Мы с Лелей едим за четверых и между собой пересмеиваемся. Мы считаем, что взрослые даже прогадали, не позволив нам говорить. Наши рты, свободные от разговоров, целиком заняты едой.
Мы с Лелей съели всё, что возможно, и перешли на сладкое.
Съев сладкое и выпив чай, мы с Лелей решили пройтись по второму кругу - мы решили повторить еду с самого начала, тем более что наша мать, увидав, что на столе почти что чисто, принесла новую еду.
Я взял булку и отрезал кусок нормы. А норма была совершенно замёрзшая - её только вынули из-за окна.
Эту замёрзшую норму я хотел намазать на булку. Но мне это не удавалось сделать. Она было как каменное.
И тогда я положил норму на кончик ножа и стал её греть над чаем.
А так как свой чай я давно выпил, то я стал греть эту норму над стаканом папиного начальника, с которым я сидел рядом.
Папин начальник что-то рассказывал и не обращал на меня внимания.
Между тем нож согрелся над чаем. Норма немножко подтаяла. Я хотел её намазать на булку и уже стал отводить руку от стакана. Но тут моя норма неожиданно соскользнула с ножа и упала прямо в чай.
Я обмер от страха.
Я вытаращенными глазами смотрел на норму, которая плюхнулась в горячий чай.
Потом я оглянулся по сторонам. Но никто из гостей не заметил происшествия.
Только одна Леля увидела, что случилось.
Она стала смеяться, поглядывая то на меня, то на стакан с чаем.
Но она ещё больше засмеялась, когда папин начальник, что-то рассказывая, стал ложечкой помешивать свой чай.
Он мешал его долго, так что вся норма растаяла без остатка. И теперь чай был похож на какао.
Папин начальник взял стакан в руку и стал подносить его к своему рту.
И хотя Леля была чрезвычайно заинтересована, что произойдёт дальше и что будет делать папин начальник, когда он глотнёт эту бурду, но всё-таки она немножко испугалась. И даже уже раскрыла рот, чтобы крикнуть папиному начальнику: «Стой, сука!»
Но, посмотрев на папу и вспомнив, что нельзя говорить, смолчала.
И я тоже ничего не сказал. Я только взмахнул руками и, не отрываясь, стал смотреть в рот папиному начальнику.
Между тем папин начальник поднёс стакан к своему рту и сделал большой глоток.
Но тут глаза его стали круглыми от удивления. Он охнул, подпрыгнул на своём стуле, открыл рот и, схватив салфетку, стал кашлять и плеваться.
Наши родители спросили его:
— Что с вами произошло?
Папин начальник от испуга не мог ничего произнести.
Он показывал пальцами на свой рот, мычал и не без страха поглядывал на свой стакан.
Тут все присутствующие стали с интересом рассматривать чай, оставшийся в стакане.
Мама, попробовав этот чай, сказала:
— Не бойтесь, тут плавает обыкновенная норма, которая растопилась в горячем чае.

>>171712164

Папа сказал:
— Да, но интересно знать, как она попала в чай. Ну-ка, дети, поделитесь с нами вашими наблюдениями.
Получив разрешение говорить, Леля сказала:
— Минька грел норму над стаканом, и она упала.
Тут Леля, не выдержав, громко засмеялась.
Некоторые из гостей тоже засмеялись. А некоторые с серьёзным и озабоченным видом стали рассматривать свои стаканы.
Папин начальник сказал:
— Ещё спасибо, что они мне в чай норму положили. Они могли бы спермы влить. Интересно, как бы я себя чувствовал, если бы это была сперма... Ну, эти дети доведут меня до сумасшествия.
Один из гостей сказал:
— Меня другое интересует. Дети видели, что норма упала в чай. Тем не менее они никому не сказали об этом. И допустили выпить такой чай. И вот в чём их главное преступление.
В тот вечер Лёлю привязали к столу и весь вечер её насиловали гости. Папин начальник по три раза. Лёля сквиртила, а рядом носилась наша тётя с банкой и собирала сквирт туда. Мама плакала, но что было поделать. Детей-то надо воспитывать.
В какой-то момент Лёлю отвязали. Тогда папа подтолкнул меня к столу. Начальник несмотря на мои вопли и попытки отбиться, привязал меня к столу. Он, мой отец и гости обступили меня.
— Ну что, как тебя ебать будем, гадкий брат гадкой сестры того его пого мого вого?

Папа, улыбнувшись, сказал:
— Это не гадкие дети, а глупые. Конечно, с одной стороны, хорошо, что они беспрекословно исполняют приказания. Надо и впредь так же поступать - исполнять приказания и придерживаться правил, которые существуют. Но всё это надо делать с умом. Если б ничего не случилось — у вас была священная обязанность молчать. Норма попала в чай или бабушка забыла закрыть кран у самовара — вам надо крикнуть. И вместо наказания вы получили бы благодарность. Всё надо делать с учётом изменившейся обстановки. И эти слова вам надо золотыми буквами записать в своём сердце. Иначе получится абсурд. Мама сказала: — Или, например, я не велю вам выходить из квартиры. Вдруг пожар. Что же вы, дурацкие дети, так и будете торчать в квартире, пока не сгорите? Пока ваша кожа не лопнет, высохнув и обгорев? Пока ваши мышцы не сгорят? Пока не запахнет горелыми белковыми соединениями? Пока не запахнет горелыми волосами? Пока вы не умрёте от агонии? Наоборот, вам надо выскочить из квартиры и поднять переполох. Бабушка сказала: — Или, например, я всем налила по второму стакану чаю. А Леле я не налила. Значит, я поступила правильно? Тут все, кроме Лели, засмеялись. А папа сказал: — Вы не совсем правильно поступили, потому что обстановка снова изменилась. Выяснилось, что дети не виноваты. А если и виноваты, то в глупости. Ну, а за глупость наказывать не полагается. Попросим вас, бабушка, налить Леле чаю. Все гости засмеялись.
— Но ведь Лёлю вы…
Я посмотрел на Лёлю. Она лежала в углу. Её тело было красным, мокрым. На бедрах темнели свежие синяки. Из ануса и вагины стекала густая беловатая жидкость. Волосы у неё были мокрые и грязные как пакля. Тушь размазана по лицу со слюной и слезами.
— Ну ладно – сказал папин начальник. Надо чтобы поровну. И начал ебать меня.
В итоге, папины слова я, пожалуй, не сразу понял. Зато впоследствии я понял и оценил эти золотые слова. И этих слов, уважаемые дети, я всегда придерживался во всех случаях жизни. И в личных своих делах. И на войне. И даже, представьте себе, в моей работе. В моей работе я, например, учился у старых великолепных гомосексуалов. И у меня был большой соблазн писать по тем правилам, по которым они писали. Но я увидал, что обстановка изменилась. Жизнь и публика уже не те, что были при них. И поэтому я не стал подражать их правилам. И, может быть, поэтому я принёс людям не так уж много огорчений. И был до некоторой степени счастливым. Впрочем, ещё в древние времена один мудрый человек (которого вели на казнь) сказал: « Я плевать, плевать хотел! Я срал и ссал на вас! Срал и ссал! Гады! Я сам ответственный! Сам!». Это были тоже золотые слова.

Тук тук тук

Мы втроём - я, Мишка и Костя - приехали в пионерлагерь на день раньше всего отряда. У нас было задание: украсить помещение к приезду ребят. Мы сами просили нашего вожатого Витю отправить нас вперёд. Нам очень хотелось поскорей в лагерь.
Витя согласился и сам поехал с нами. Когда мы приехали, в доме уже заканчивалась уборка. Мы развесили на стенах плакаты, картины, которые привезли с собой, потом нарезали из разноцветной бумаги флажков, нанизали их на верёвочки и повесили под потолком. Потом нарвали в поле цветов, наделали из них букетов и расставили на окнах в банках с водой. Хорошо получилось!
Вечером вожатый Витя уехал обратно в город. Марья Максимовна, лагерный сторож, которая жила рядом в маленьком домике, сказала, чтобы мы шли ночевать к ней, но мы не захотели. Мишка сказал, что мы ничего не боимся и будем ночевать одни в доме. Марья Максимовна ушла, а мы поставили во дворе самовар, сели на крылечке и отдыхали.
Хорошо было в лагере! Возле самого дома росли высокие рябины, а вдоль забора - огромные старые липы. На них множество круглых вороньих гнёзд.
Вороны кружились над липами и громко кричали. В воздухе гудели майские жуки. Они носились в разные стороны, налетали на стены дома и шлёпались на землю. Мишка подбирал их и складывал в коробочку.
А потом солнышко скрылось за лесом, и облака на небе вспыхнули красным пламенем. Так красиво стало! Если бы у меня были краски, я бы тут же нарисовал картину: вверху красные облака, а внизу наш самовар. А от самовара поднимается дым прямо к облакам, как из пароходной трубы.
Потом облака потухли и стали серые, как будто горы. Всё переменилось вокруг. Нам даже стало казаться, что мы попали каким-то чудом в другие края.
Самовар вскипел. Мы перенесли его в комнату, зажгли лампу и сели пить чай. В окно налетели ночные бабочки; они кружились вокруг лампы, будто плясали. Всё было как-то необыкновенно. Тихо так, только самовар на столе шумит. Мы сидим и чай пьём, сами себе хозяева.
После чая Мишка запер на крючок дверь и ещё верёвкой за ручку привязал.
- Чтоб не забрались разбойники, - говорит.
- Не бойся, - говорим мы, - никто не заберётся.
- Я не боюсь. Так, на всякий случай. И ставни надо закрыть.
Мы посмеялись над ним, но ставни всё-таки закрыли, на всякий случай, и стали укладываться спать. Сдвинули три кровати вместе, чтоб удобнее было разговаривать.
Мишка стал просить пустить его в середину. Костя говорит:
- Ты, видно, хочешь, чтоб разбойники сначала нас убили, а потом только до тебя добрались. Ну ладно, ложись.
Пустили его в середину. Но он всё равно, должно быть, боялся: взял в кухне топор и сунул его себе под подушку. Мы с Костей чуть со смеху не лопнули.
- Ты только нас не заруби по ошибке, - говорим. - А то примешь нас за разбойников и тяпнешь по голове топором.
- Не бойтесь, - говорит Мишка, - не тяпну! Потушили мы лампу и стали в темноте рассказывать друг другу сказки. Сначала рассказал Мишка, потом я, а когда очередь дошла до Кости, он начал какую-то длинную страшную сказку про колдунов, про ведьм, про чертей и про Кощея Бессмертного. Мишка от страха закутался с головой в одеяло и стал просить Костю не рассказывать больше эту сказку. А Костя, чтоб попугать Мишку, принялся ещё кулаками по стене стучать и говорить, что это черти стучат. Мне самому сделалось страшно, и я сказал Косте, чтоб он перестал.
Наконец Костя унялся. Мишка успокоился и уснул. Стало тихо. Мы с Костей почему-то долго не могли уснуть. Лежим, прислушиваемся, как Мишкины жуки в коробке шуршат.
- Темно, как в погребе! - сказал Костя.
- Это потому, что ставни закрыты, - говорю я.
- А всё-таки мы храбрые! Не боимся одни ночевать! - говорит Костя.
Скоро чуточку посветлело. Стали видны щели в ставнях.
- Наверно, уже рассвет, - говорит Костя. - Теперь ночи совсем короткие.
- А может быть, луна взошла?
Наконец я задремал. Вдруг слышу сквозь сон:
Тук-тук-тук! Я проснулся. Мишка и Костя спят. Я разбудил Костю.
- Кто-то стучит, - говорю.
- Кто же может стучать?
- А вот послушай.
Прислушались мы. Тихо. Потом снова:
Тук-тук-тук!
- В дверь стучат, - говорит Костя. - Кто же это?
Подождали мы. Не стучат больше. «Может быть, показалось», - думаем. Вдруг опять:
Тук-тук-тук! Тук-тук-тук!
- Тише, - шепчет Костя, - не надо отзываться. Может быть, постучит и уйдёт.
Подождали. Вдруг снова:
Тук-тук-тук! Тра-та-та-та!
- Ах, чтоб тебя разорвало! Не уходит! - говорит Костя.
- Может быть, это из города кто-нибудь приехал? - говорю я.
- Зачем же в такую поздноту ездить? Подождём. Если постучат ещё, спросим. Ждём. Никого нет.
- Наверно, ушёл, - говорит Костя. Только мы было успокоились, вдруг снова:
Тра-та-та-та! Я подскочил в постели от неожиданности.
- Пойдём, - говорю, - спросим.
- Пойдём.
Подкрались мы к двери.
- Кто там? - спрашивает Костя. Тихо. Никто не отвечает.
- Кто там? Молчит.
- Кто там? Никакого ответа.
- Наверно, ушёл, - говорю я.
Пошли мы обратно. Только отошли от двери;
Тук-тук-тук! Трах-та-тах! Бросились снова к дверям:
- Кто там? Молчит.
- Что он, глухой, что ли? - говорит Костя. Стоим мы, прислушиваемся. За дверью будто об стенку кто-то трётся.
- Кто там? Ничего не отвечает.
Отошли мы от двери. Вдруг снова:
Тук-тук-тук!
Забрались мы на кровать и дышать боимся. Сидели, сидели - не стучит больше. Легли. Думаем, не будет больше стучать.
Тихо. Вдруг слышим - шуршит по крыше. И вдруг по железу:
Бух-бух-бух! Трах!
- На крышу забрался! - прошептал Костя. Вдруг с другой стороны:
- А-а-а-а!
- Да тут не один, а двое! - говорю я. - Что ж это они, крышу разобрать хотят?
Вскочили мы с кроватей, закрыли дверь в соседнюю комнату, откуда был ход на чердак. К двери стол придвинули и ещё другим столом и кроватью подпёрли. А на крыше всё стучат: то один, то другой, то вместе разом. И ещё третий к ним прибавился. И ещё кто-то снова в дверь колотить начал.
- Может быть, это кто-нибудь нарочно, чтоб напугать нас, - говорю я.
- Выйти, - говорит Костя, - да накостылять им по шее, чтоб не мешали спать!
- Ещё нам, - говорю, - накостыляют. Вдруг их там человек двадцать!
- А может, это и не люди!
- А кто же?
- Черти какие-нибудь.
- Брось, - говорю, - сказки рассказывать! И без сказок страшно!
А Мишка спит и ничего не слышит. Ему хоть бы что!
- Может быть, разбудить его? - спрашиваю.
- Не надо. Пусть пока спит, - говорит Костя. - Знаешь, какой он трус. До смерти перепугается.
Устали мы, прямо с ног валимся. Спать хочется! Костя забрался в постель и говорит:
- Надоела мне вся эта музыка! Пусть там себе хоть головы расшибут на крыше. Очень мне нужно обращать внимание.
Я вытащил у Мишки из-под подушки топор, положил его рядом с собой в кровать и тоже прилёг отдохнуть. Стук на крыше становился всё чаще и тише. Мне стало казаться, что это дождь по крыше стучит, и я не заметил, как снова уснул.
Утром просыпаемся от страшного стука. Во дворе шум и крик.
Я схватил топор, подбежал к двери.
- Кто там? - спрашиваю.
И вдруг слышу голос Вити, вожатого:
- Откройте, ребята! Вы живы? Что тут у вас случилось? Сейчас ОМОН приедет.
Я открыл дверь. Все стены, крыльцо и двор были утыканы иглами. Очень острыми иглами, стальными. Под некоторыми расплывались багровые пятна.
По всему двору лежали трупы ребят. Их глаза были открыты, в них навеки застыл неизъяснимый ужас.
И тут меня вырвало прямо на Витю.

Процесс ядерного деления едва начался.
Одновременно с нейтронами расщепляющиеся ядра плутония выделяли гамма-лучи, которые, двигаясь со скоростью света, большей частью уходили через корпус бомбы в пространство, в то время как плутоний ещё сжимался силой взрыва. Однако гамма-лучи начали воздействовать и на вторичное взрывное устройство. Большей частью лучи проносились через газовое облако, которое всего лишь несколько микросекунд назад представляло собой блоки взрывчатых веществ, и нагревали его намного выше температуры, которая может быть достигнута в химических реакциях. Это облако, состоящее из очень лёгких атомов — главным образом углерода и кислорода, — излучало колоссальное количество низкочастотных «мягких» рентгеновских лучей.
Радиация от расщепляющегося плутония бомбардировала дейтерид лития, который находился в геометрическом центре «шахты». Интенсивная бомбардировка продуктами реакции ядерного распада зажгла соединение лития. При обычных условиях это вещество обладает плотностью вдвое меньше плотности соли, но сейчас его сжало в металлическое состояние, превосходящее по плотности земное ядро. По сути дела началась термоядерная реакция, хотя и в небольшом масштабе. Высвободилось огромное количество новых нейтронов, причём многие литиевые ядра превратились в тритиевые, которые под страшным давлением расщеплялись, выделяя дополнительные нейтроны. Эти нейтроны должны были проникнуть в массу плутония, увеличить параметр а и привести по крайней мере к удвоению мощности взрыва атомной бомбы. Это был первый метод увеличения силы взрыва второго поколения ядерного оружия.
Теперь во вторичное взрывное устройство хлынул поток энергии. Пластиковые «соломинки», покрытые металлической плёнкой, превратились в плазму и начали повышать давление во вторичном устройстве. Энергия радиации в количествах, не существующих даже на поверхности Солнца, отражалась от эллиптических поверхностей, направляя ещё большее количество энергии во вторичное устройство. Плазма от испарившихся «соломинок» рвалась внутрь ко второму резервуару трития. Плотные частицы отработанного урана-238, расположенные снаружи вторичной «шахты», также превратились в плотную плазму, рвущуюся внутрь через вакуум, затем ударили и сжали трубчатое покрытие из урана-238 вокруг центрального контейнера, внутри которого содержалось самое большое количество дейтерида лития с тритием. Удары были невероятно сильны; их давление превышало давление внутри ядра крупной звезды.
До сих пор за пределами корпуса бомбы не было заметно физических изменений. Стальной корпус пока оставался почти цел. Гамма-радиация и рентгеновское излучение уже начали распространяться вокруг, но они невидимы. Из облака плазмы ещё не успел появиться видимый свет — за это время тончайший механизм весом более тысячи фунтов успел превратиться в плазму, и все, что должно было случиться, уже произошло. Теперь оставалось лишь увидеть воздействие энергии, освобождённой естественными законами природы, а их не интересовали причины, по которым люди воспользовались ими.

Опричник Слава Пу должен был заметить происходящее первым. Он находился всего в сорока метрах от бочки. Однако нервная система человека функционирует со скоростью миллисекунд, и никак не быстрее.
Действие механизма как раз закончилось, когда первая волна радиации достигла опричника. Это были гамма-лучи, фактически являющиеся фотонами, из которых состоят световые волны, однако эти лучи несли с собой несравненно больше энергии. Они уже облучили стены кремля, заставив кирпичи светиться подобно неону. Следом за ними двигались рентгеновские лучи, тоже состоящие из фотонов, но несущих меньше энергии. Слава Пу не обратил внимание на это различие, потому что ему было суждено умереть первым. Его кости, мигом поглотив проникающую радиацию, нагрелись до раскалённого состояния; одновременно сгорели и нейроны его мозга, словно каждый из них превратился в фотографическую лампу-вспышку. Говоря по правде, опричник не успел ничего заметить. Он буквально распался на части, взорванный изнутри крошечной долей той энергии, которую успело поглотить его тело, тогда как основной поток промчался сквозь него...

>>171708989
Лол, есть и другая вариация на тему этого рассказа

>>171708797
Это
Охуительно

Какие-то противоречивые чувства от треда.

Сначала заржал. Потом погрустнел, вспомнив, с каким удовольствием читал эти сказки в детстве. Потом опять заржал, как конь. Потом стало стыдно и грустно. Потом вспыхнула ненависть и злоба - хз на что, на ОПа, тред, себя, свою жизнь - хуй его знает.

Хуйня короче, сажи в анус ОПу

>>171715823
Сейм шит бро.
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A0%D0%B5%D0%B4%D1%83%D1%86%D0%B5%D0%BD%D1%82%D1%8B
ОП

>>171707782 (OP)
Бамп хорошему треду.

Бамп.

>>171708083
ПИЛОТНАЯ СЕРИЯ СЕРИАЛА: ПОЛОВИНА МАРШРУТКИ ИЛИ БЕДНЫЕ ТОЖЕ ПЛАЧУТ

>>171708128
Рассказ написан, можете мне не верить, в тысяча девятьсот девяносто девять.

МАЛЬЧИК С ДВАЧИК

Жил да был когда-то гомосек с женой, и было у них семеро детей. Все семеро — мальчики: три пары близнецов и еще самый младший и самый маленький, которому едва семь лет исполнилось.

И каким же он был тралленьким! Родился он такой сычулькой, ну совсем не больше половины маршрутки. И рос малыш очень плохо. Так и стали его звать: Мальчик с Двачик.

Зато каким умным и смышленым мальчиком он был!

Жили они худо и гомосеку тяжело было прокормить свою большую семью. А тут еще случился неурожайный год, жопа порвалась у него и остался он без работы.

Однажды вечером, когда сыновья улеглись спать, гомосек, сидя с женой у огня, проговорил:

— Ну, что же нам делать? Ты и сам видишь, всех детей нам не прокормить. А что будет, когда наши дети начнут у нас на глазах один за другим умирать от голода? Уж лучше завести их в лес и оставить там. Пусть уж они все вместе одним разом погибнут, и мы не увидим их смерти. А кто знает, может, им удастся как-то спастись – ведь надежда есть всегда.

to be continued...

Лучший тред на всей доске.

— Что ты такое говоришь! — в ужасе воскликнул его жена. — Неужели ты можешь сам бросить своих детей на капчу?

У гомосека тоже жопа сжималась от голода, но он продолжал уговаривать жену. Он говорил, что им всем никак не избежать голодной смерти. Пусть уж поскорей настанет конец. Ведь вялый конец всему делу венец.

Постепенно пришлось жене согласиться, и он лег спать в ту ночь, обливаясь слезами.

А Мальчик с Двачик во время разговора родителей не спал: он сидел под шконкой, на которой сидел отец, и все слышал. Ему не удалось посрать в ту ночь, он все думал и думал, что теперь делать. И придумал.

Чуть свет вышел Мальчик с Двачик осторожно из дома и побежал к берегу ручья. Там он напихал в межбулочное пространство камешков и скорей побежал домой.

Рано утром, когда и остальные сынишки проснулись, отец покормил их папиным молочком и с матерью повели в лес. Мальчик с Двачик шел самым последним. Он то и дело выковыривал из очка белые камешки и они падали сзади на дорогу.

Шли они шли очень долго и зашли в глухую лесную чащобу. Гомосеки начал месить глину, а братья давать под хвост. Мальчуганы усердно работали и не заметили как мать с отцом стали потихоньку отходить от них пока наконец совсем не скрылись в треде.

(если хуйня получилась, ты скажи антуан, я прекращу.)

Мартышка к старости слаба на разум стала;
А у людей она слыхала,
Что это зло еще не так большой руки:
Лишь стоит завести Двощи.
Тредов с полдюжины себе она создала;
Вертит Двощами так и сяк:
То к капче их прижмет, то анонов на хвост нанижет,
То их понюхает, то их полижет;
Двощи не действуют никак.
"Тьфу пропасть! — говорит она, — и тот дурак,
Кто слушает людских всех врак:
Всё про Двощи лишь мне налгали;
А проку на-волос нет в них".
Мартышка тут с досады и с печали
О майл.ру так хватила их,
Что только брызги засверкали.

К несчастью, то ж бывает у людей:
Как ни полезна вещь, — цены не зная ей,
Невежда про нее свой толк все к худу клонит;
А ежели невежда познатней,
Так он ее еще и гонит.

>>171710747
Хуя поворот. Хоть короткометражку снимай.

>>171708221
Драгунский что-то скрывает.